Иерусалим. Биография

Не все русские паломники были солдатами или крестьянами, и не все они находили в Иерусалиме успокоение, которого искали. 23 февраля 1848 года в Святой город въехал русский паломник: типичный в своем религиозном рвении и совершенно уникальный в своей гениальности. Писатель Николай Гоголь, прославившийся пьесой «Ревизор» и поэмой «Мертвые души», прибыл в Иерусалим на осле в поисках «духовного хлеба», душевного умиротворения и божественного вдохновения. Он задумывал «Мертвые души» как трилогию, но вторая часть давалась ему с трудом. Бог явно препятствовал его литературному труду в наказание за грехи. И единственным местом, где можно было снискать искупление, он, как многие русские, считал Иерусалим. «Пока я не побываю в Иерусалиме, — писал Гоголь, — я едва ли смогу сказать кому-либо что-нибудь утешительное».

Однако визит в Иерусалим обернулся катастрофой: он провел целую ночь в молитве у Гроба Господня, однако нашел храм грязным и вульгарным. «Прежде чем у меня появилось время собраться с мыслями, срок моей поездки вышел». Величие святых мест и унылый ландшафт окрестных холмов надломили его дух еще больше: «Скажу вам, что еще никогда не был я так мало доволен состоянием сердца своего, как в Иерусалиме и после Иерусалима». По возвращении Гоголь отказывался рассказывать о Иерусалиме, но подпал под влияние некоего мистически настроенного священника, который убедил писателя в ложной направленности его сочинений. Гоголь сжег свои рукописи, а затем довел себя голодом до смерти — или, возможно, до состояния комы: когда в ХХ веке его гроб вскрыли, тело писателя лежало лицом вниз.

Особый род безумия, возникавший в Иерусалиме, назвали «иерусалимской лихорадкой». Но в 1930-е годы эта патология получила название «иерусалимского синдрома — психотической декомпенсации, связанной с религиозным возбуждением, вызванным близостью к святым местам Иерусалима». «Британский журнал психиатрии» в 2000 году диагностировал это патологическое разочарование как «иерусалимский синдром второго подтипа: ему подвержены те, кто приезжает в Иерусалим с идеей о его целительной силе — такие, как писатель Гоголь».

В каком-то смысле иерусалимским синдромом страдал и сам император Николай. В его роду была наследственная склонность к безумию: «С годами, — писал французский посол в Петербурге, — у него все больше проявляются признаки болезни [его отца императора] Павла». Безумный Павел был убит в результате заговора придворных (как некогда и его собственный отец Петр III). Пусть Николай далеко не был сумасшедшим в бытовом смысле слова, но выказывать некоторые признаки упрямой до одержимости отцовской самоуверенности он, бесспорно, начал. В 1848 году император задумал совершить паломничество в Иерусалим, но вынужден был отменить поездку, когда по Европе покатилась волна революций. Он триумфально подавил венгерское восстание, отправив войска на помощь своему соседу, габсбургскому императору: ему казалось почетным прозвище «жандарм Европы», которым его наградили за рубежом. Царя, писал французский посол, «испортили низкопоклонство, успех и религиозные предрассудки московитов».

31 октября 1847 года из мраморного пола грота в Вифлеемской церкви Рождества Христова была вырезана и выкрадена серебряная звезда. Эту звезду в XVIII веке принесли в дар Церкви французы. Выкрали же ее, очевидно, греки. Вифлеем захлестнули религиозные стычки. В Стамбуле французы заговорили о своем праве заменить Вифлеемскую звезду, а заодно и отремонтировать кровлю церкви Гроба Господня. Русские настаивали, что это право православных. И обе стороны ссылались на договоры прошлого столетия. Полемика продолжалась, пока не превратилась в личный поединок двух императоров.

В декабре 1851 года французский президент Луи Наполеон Бонапарт, слабый, но чрезвычайно искушенный в политической интриге племянник великого Наполеона, произвел переворот, покончил со Второй Республикой и приготовился короноваться в качестве императора Наполеона III. Этот изнеженный авантюрист, чьи вощеные усы не могли отвлечь внимание от его чрезмерно большой головы и слишком маленького туловища, был в определенном смысле первым современным политиком. И он понимал, что его хрупкую, шаткую империю могут укрепить лишь престиж в обширном католическом мире и маленькая победоносная война. А Николай, в свою очередь, расценил кризис как шанс увенчать свое правление спасением святых мест для «русского Бога». Для обоих столь разных императоров Иерусалим был ключом к славе на Небесах и на Земле.

Джеймс Финн и крымская война: убитые евангелисты и бедуины