Иерусалим. Биография

И все же, несмотря на весь драматизм обстановки, летними вечерами иерусалимляне всех вероисповеданий — мусульмане, арабы-христиане и евреи-сефарды — устраивали на Дамасской дороге пикники. Американский исследователь лейтенант Уильям Линч наблюдал «живописную картину: сотни евреев, наслаждавшиеся свежим воздухом, сидели за пределами стен под огромными оливковыми деревами — женщины в белых покровах, мужчины в черных широкополых шляпах». Джеймс Финн и другие консулы гуляли со своими женами под охраной османских солдат и кавасов. «Когда солнце садилось, все устремлялись в город, ворота которого все еще закрывались каждую ночь».

«Ах, этот унылый Иерусалим», — вздыхал Финн, вынужденный признать, что город был «монашески скучный для человека, познавшего беззаботные радости других мест. Французские посетители не могут сдержать восклицаний, часто сопровождающихся пожатием плеч, при виде контраста между Иерусалимом и Парижем». Такой Иерусалим был не по душе падкому до плотских утех Флоберу. И свое бегство из Святого города он отпраздновал оргией с пятью девицами в Бейруте: «Я обладал тремя женщинами и кончал четырежды — три раза до обеда и один после десерта. Молодой дю Камп достиг блаженства только раз — его член до сих пор не излечился от шанкра, которым его наградила некая валашская шлюха».

Один необычный американский путешественник, Дэвид Дорр — молодой чернокожий невольник из Луизианы, называвший себя квартероном, соглашался с Флобером. В поездку со своим хозяином он отправился «со смиренным сердцем», преисполненным благоговейного трепета перед Иерусалимом, но вскоре переменил мнение: «Когда я слушал все эти нелепости об этом невежественном народе, мне хотелось их высмеять прямо перед теми святыми мертвецами и местами, которые они почитают. Проведя семнадцать дней в Иерусалиме, я уезжаю без всякого желания возвращаться в этот город»[220].

Но при всей своей непочтительности писатели все же испытали трепет перед Иерусалимом — кто благоговейный, а кто и леденящий. Флобер признал «дьявольское величие» города. Теккерей ощутил, что «нет такого места, при взгляде на которое вы бы не почувствовали, что там было совершено некое жестокое деяние, какая-либо бойня, убийство пришлых или поклонение идолу с кровавыми ритуалами». Мелвилл почти восхищался его «чумной красотой». Стоя у Золотых ворот и озирая мусульманское и иудейское кладбища, он видел «город, осажденный армией мертвецов», и задавался вопросом: «Является ли запущенность этой земли результатом фатального произволения Божества?»

Русские войска терпели поражение в Крыму. Николай, не выдержав напряжения сил, заболел и умер 18 февраля 1855 года. В сентябре морская база в Севастополе после годичной осады англичанами и французами была оставлена русскими. Россия оказалась беспредельно унижена. Ошеломленный провалом военной кампании, стоившей державе более 500 тыс. жизней, новый российский император Александр II запросил мира. Но при заключении Парижского мирного договора он все же добился восстановления главенствующей роли православия в храме Гроба Господня, и этот договор остается в силе до сих пор.

14 апреля 1856 года пушки иерусалимской Цитадели салютовали в честь подписания мира. И уже через 12 дней Джеймс Финн, пришедший посмотреть схождение Благодатного огня, наблюдал, как «греческие паломники, вооруженные палками, камнями и дубинами, которые они заранее спрятали за колоннами», напали на армян. «Разразилась отвратительная стычка, — рассказывал Финн. — Камни и палки взлетали вверх, к галереям, разбивая лампады и стеклянные сосуды, и масло проливалось на головы людей». Когда паша бросился со своего кресла в галерею, он «получил несколько ударов по голове»; как только его вынесли из церкви, османские солдаты пустили в ход штыки. Через несколько минут из часовни Гроба появился православный патриарх с Благодатным огнем, и осветившуюся пламенем церковь огласили пронзительные крики паломников, в экстазе бивших себя в грудь.

Гарнизон отметил победу султана парадом на плацу за Яффскими воротами, еще не ведая, что в скором времени — ирония истории! — Александр II купит этот плац, где когда-то стояли ассирийские и римские лагеря, и Императорское православное палестинское общество построит там Русское подворье для приема русских паломников на Святой земле и ухода за ними. С той поры Россия будет усиленно радеть о своем культурном и духовном влиянии в Иерусалиме.