Иерусалим. Биография

Сладость победы была отравлена для османов горечью того факта, что их исламская империя оказалась спасена христианскими солдатами. Желая показать свою признательность и в то же время отчаянно защищаясь от Запада, султан Абдул-Меджид был вынужден провести определенные реформы, предполагавшие централизацию управления, уравнение в правах всех меньшинств независимо от вероисповедания и разрешение для европейцев всех прежде немыслимых свобод. Он подарил Наполеону III церковь Св. Анны, основанную крестоносцами и превращенную Саладином в медресе. В марте 1855 года герцогу Брабантскому, будущему королю Бельгии Леопольду II, эксплуататору Конго, было позволено — первому из европейцев — подняться на Храмовую гору. В июне в Иерусалим пожаловал эрцгерцог Максимилиан — наследник империи Габсбургов и будущий злосчастный император Мексики. Европейцы начали строить громоздкие культовые здания в стиле Третьей империи. Османские лидеры были встревожены всем происходящим и не могли не искать путей противодействия Европе. Но время уже было иное: после Крымской войны Запад вкладывал в Иерусалим слишком много средств, чтобы оставить его в покое.

В последние месяцы Крымской войны Мозес Монтефиоре приобрел поездной состав и рельсы Балаклавской железной дороги, построенной для снабжения войск союзников, участвовавших в осаде Севастополя. Теперь Монтефиоре задумал проложить железную дорогу между Яффо и Иерусалимом. После крымской победы, облеченный престижем и властью британского плутократа, он возвратился в Святой город как предвестник его будущего.

38. Новый город 1855–1860 гг.

Мозес Монтефиоре: «Этот крёз»

18 июля 1855 года Монтефиоре согласно традиционному ритуалу разодрал на себе одежды при виде остатков потерянного Храма, а затем разбил лагерь под стенами города у Яффских ворот. Тысячи иерусалимлян встречали его, салютуя из ружей и выкрикивая приветствия. Джеймс Финн, чьим проектам по обращению евреев Монтефиоре периодически ставил палки в колеса, попытался сорвать торжественную встречу, но либерально настроенный правитель города Камиль-паша послал к Монтефиоре почетный караул. Для подъема на Храмовую гору паша выделил Монтефиоре — первому еврею, оказавшемуся здесь с незапамятных времен, — эскорт из сотни солдат; к тому же гостя несли в портшезе, так что он не нарушил еврейский закон, запрещающий еврею ступать на святую гору, дабы случайно не попрать ногами место, где стояла Святая Святых.

Миссия всей жизни Монтефиоре — помощь иерусалимским евреям — никогда не протекала легко и гладко. Многие из них жили исключительно на его пожертвования и так вознегодовали, когда Монтефиоре попытался отлучить их от кормушки, что подняли в лагере бунт. «Воистину, — писала сопровождавшая его племянница Джемайма Себаг, — если так будет продолжаться, мы едва ли будем в безопасности в своих собственных палатках!» Да и не всем замыслам Монтефиоре было суждено осуществиться: ему так и не удалось построить железную дорогу из Яффо. Но именно эта его поездка в Иерусалим изменила судьбу города. Монтефиоре убедил султана позволить ему восстановить синагогу Хурва, разрушенную в 1720 году, но что еще важнее — он получил разрешение купить землю в Иерусалиме и поселить там евреев. Монтефиоре оплатил реконструкцию Хурвы и начал подыскивать участок.

Мелвилл описал сэра Мозеса в своем «Дневнике»: «Этот Крёз… человек 75 лет и огромного роста, он был доставлен в Иерусалим на носилках, несомых мулами». Рост Монтефиоре составлял примерно 192 см. 75 ему тогда еще, правда, не исполнилось, но он действительно был уже староват для такого путешествия. Монтефиоре и раньше рисковал жизнью: он уже трижды посетил Иерусалим. Но в этот раз доктора отговаривали его от поездки — «сердце у него было слабым, а кровь отравлена». Однако, несмотря на все их доводы, Мозес и Джудит снова приехали в Святой город в сопровождении маркитантов, слуг и даже собственного кошерного мясника.

Для евреев Иерусалима, да и всей еврейской диаспоры, Монтефиоре стал уже легендой. Он сочетал в своем образе престиж богатого викторианского баронета в дни зенита Британской империи с гордым достоинством иудея, всегда готового поспешить на помощь своим братьям по вере и никогда не допускавшего никаких компромиссов касательно иудаизма. Именно его высокий общественный и деловой статус в Британии обеспечивал ему влияние и свободу действия: Монтефиоре вращался и в прежнем, и в новом обществе — как среди герцогов, министров и епископов, так и среди раввинов и еврейских финансистов. В Лондоне, где царила чопорная мораль и был популярен милленаристский сионизм, Монтефиоре являл собой идеальное воплощение еврея, каким представляли его викторианцы. «Этот величавый старый иудей, — писал лорд Шафтсбери, — лучше многих христиан».