Иерусалим. Биография

Гневный лик Яхве нависает над горячими скалами, видевшими больше священных убийств, насилия и грабежей, чем любое иное место на Земле.

Артур Кёстлер

Если у страны может быть душа, то Иерусалим — душа Эрец-Исраэль.

Давид Бен-Гурион. Интервью

Никакие другие два города не значат для человечества больше, чем Афины и Иерусалим.

Уинстон Черчилль. Вторая мировая война, том 6. Триумф и трагедия

Нелегко быть иерусалимлянином. Тернистый путь омрачает его радости. Великие становятся ничтожными в Старом городе. Папы, патриархи, цари — все снимают свои венцы. Это город Царя Царей; и земные цари и владыки в нем не властвуют. Никому из людей не владеть Иерусалимом.

Джон Тлил. «Я — Иерусалим». Jerusalem Quarterly

И рожденные неевреями

Помимо собственной ноши
Должны нести и бремя ненависти народа Израиля
Потому что не дают ему с триумфом вернуться в Иерусалим.

Редьярд Киплинг. Бремя Иерусалима

42. Кайзер 1898–1905 гг.

Герцль

Литературный критик из Вены Теодор Герцль, по слухам, был «необыкновенно красив»: глаза у него были «миндалевидные, с густыми черными ресницами», а профиль — как у «ассирийского царя». Несчастливый в браке отец троих детей, этот ассимилированный еврей ходил во фраке и очень любил воротнички-стойки со скошенными углами. «Он не был похож на еврея» и практически не имел ничего общего с убогими кучерявыми иудеями из местечек-штетлов. По образованию юрист, Герцль не говорил ни на иврите, ни на идиш, ставил дома рождественскую елку и не позаботился об обрезании сына. Но русские погромы 1881 года потрясли его до глубины души. А когда в 1895 году бургомистром Вены был избран антисемит, демагог и подстрекатель Карл Люгер, Герцль записал: «Среди евреев царит одно настроение — отчаяние». Двумя годами позже он оказался в Париже в качестве репортера на процессе Дрейфуса: армейский офицер-еврей был заклеймен германским шпионом. Герцль испытал глубокий шок, слыша на улицах крики: Mort aux Juifs («Смерть евреям»). Зловещий рев народа — того самого, который столетием раньше впервые в Европе уравнял евреев в правах с остальными гражданами, — укрепил его убеждение в том, что ассимиляция не только не удалась, но, напротив, лишь усугубила национальную рознь. Герцль даже предсказал, что однажды антисемитизм будет и вовсе легализован — в Германии!

Он укрепился во мнении, что евреи не смогут чувствовать себя в безопасности без собственного государства. Сначала этот полупрагматик-полуутопист мечтал о германоязычной аристократической республике — этакой еврейской Венеции, управляемой Сенатом, с Ротшильдом в роли царственного дожа и собой в должности канцлера. Представления Герцля были чисто светскими: первосвященники должны были «носить впечатляющие облачения», армия — состоять из кирасиров в серебряных кирасах, а граждане его еврейской республики будут заняты в основном игрой в крикет и теннис в перестроенном и совершенно современном городе Иерусалиме. Ротшильды, скептически относившиеся к идее еврейского государства, отвергли его идею, однако ранние наброски Герцля вскоре приобрели более прагматичные черты: Палестина — «наша незабвенная историческая родина», — провозгласил он в сочинении «Еврейское государство» в феврале 1896 года «Маккавеи восстанут вновь… Наконец мы будем жить как свободные люди на своей земле и мирно умирать в своих собственных домах».

Идея сионизма была уже не нова, да и сам термин был на слуху по крайней мере с 1890 года. Но Герцль придал этой древней идее форму современной политической концепции и формальную организацию. Евреи не мыслили свое существование без связи с Иерусалимом со времен царя Давида, а особенно — со времен Вавилонского пленения. Иудеи молились, обратившись к Иерусалиму; каждый год на Песах они желали друг другу встретить будущий год в Иерусалиме и хранили память о разрушенном Храме, разбивая бокалы на своих свадьбах. Они совершали в Иерусалим паломничества, мечтали быть похороненными там и молились при первой возможности у стен Храма. Даже подвергаясь унижениям и гонениям, евреи продолжали жить в Иерусалиме и не входили в город лишь тогда, когда им это воспрещалось под страхом смерти.