«Я пойду к германскому кайзеру, чтобы сказать ему: отпусти народ мой», — думал Герцль, твердо решив основать свое государство по образу и подобию «этой великой, сильной, нравственной, прекрасно управляемой, отлично организованной страны — Германии».
Кайзер был совсем не похож на защитника евреев. Услышав, что некоторые евреи Австрии помышляют о переселении в Аргентину, он сказал: «Эх, если бы мы могли послать туда и наших!» А по поводу сионизма Герцля кайзер выразился еще откровеннее: «Я только за то, чтобы эти мойши уезжали в Палестину. Чем скорее они уберутся отсюда, тем лучше!» И хотя кайзер регулярно встречался с еврейскими промышленниками в Германии и даже сдружился с евреем-судовладельцем Альбертом Баллином, на деле он был антисемитом, часто поминавшим «ядовитую гидру еврейского капитализма». Вильгельм называл евреев «паразитами империи», которые пьют соки из Германии и «разъедают и переиначивают на свой лад» страну. Через много лет, уже низложенный, живя в изгнании в Нидерландах, он будет встречаться с нацистами и приветствует приход Гитлера к власти. Сейчас Герцль, однако, чувствовал: «Антисемиты становятся нашими самыми надежными друзьями».
Ему необходимо было проникнуть ко двору Вильгельма. Сначала ему удалось встретиться с влиятельным дядей кайзера — князем Фридрихом Баденским, проявлявшим сильный интерес к проекту поисков Ковчега Завета. Фридрих отписал племяннику, а тот, в свою очередь, попросил Филиппа, принца Эйленбургского, рассказать Вильгельму о планах сионистов. Принц Эйленбургский, лучший друг кайзера, посол в Вене и «серый кардинал» и мастер политической интриги, был «воодушевлен» идеями Герцля: сионизм виделся ему верным способом расширить германское могущество. Кайзер согласился, что «энергию, творческий потенциал и продуктивность племени Сима следовало бы направить на более достойные цели, чем высасывание христиан досуха». Вильгельм, как и большинство представителей правящего класса того времени, считал, что евреи обладают мистической властью над трудящимися всего мира:
«Господу даже лучше, чем нам, ведомо, что евреи убили Нашего Спасителя, и Он наказал их за это подобающим образом. И не следует забывать — учитывая огромную и чрезвычайно опасную силу, которую представляет собой интернациональный еврейский капитал, — что Германия получила бы огромное преимущество, если бы евреи чувствовали себя благодарными ей».
Герцля ждали добрые вести от кайзера: «Повсюду гидра антисемитизма поднимает голову, и испуганные евреи озираются вокруг в поисках защитника. Что ж, я походатайствую перед султаном». Герцль был в восторге: «Прекрасно, прекрасно».
11 октября 1898 года император Вильгельм и императрица сели в поезд со свитой, в составе которой были министр иностранных дел, 20 придворных, два врача и 80 горничных, слуг и охранников. Желая произвести впечатление на весь мир, кайзер лично разработал дизайн особого бело-серого мундира с белым плащом до пят, в стиле крестоносцев. 13 октября Герцль с четырьмя своими соратниками-сионистами выехал из Вены на «Восточном экспрессе». В багаже наряду с фраком и белой бабочкой он вез пробковый шлем и костюм «сафари».
В Стамбуле Вильгельм наконец принял лидера сионистов. Герцль показался кайзеру «идеалистом с аристократическим менталитетом, умным, очень воспитанными, с выразительными глазами». Вильгельм сказал, что поддерживал Герцля, поскольку «среди евреев слишком много ростовщиков. Если они отправятся на поселение в колонии, от них будет больше проку». Герцль выразил протест против этой клеветы. Кайзер спросил, о чем ему ходатайствовать перед султаном. «Об учреждении привилегированной компании под протекцией Германии», — был ответ. Кайзер пообещал Герцлю вторую аудиенцию в Иерусалиме.
Герцль был впечатлен. Гогенцоллерн, с «его большими синими глазами, красивым серьезным лицом, искренний, сердечный и смелый», воплощал собой имперскую мощь. Вильгельм, безусловно, был образованным, умным и энергичным, но при этом настолько нервным, нетерпеливым и непостоянным, что даже принц Эйленбургский подозревал, что он не совсем здоров психически. После отставки князя Бисмарка с поста канцлера Вильгельм стал контролировать всю германскую политику, но его чрезмерная импульсивность мешала ему действовать эффективно. Его личная дипломатия была крайне неудачной: его записки к министрам были столь оскорбительны, что им приходилось прятать их в сейфе. А его публичные речи, в которых он призывал свои войска стрелять в немецких рабочих или «истреблять врагов словно гуннов», сбивали с толку и вселяли тревогу. К 1898 году Вильгельм стяжал себе репутацию эксцентрика и поджигателя войн.