28 ноября в 16:30 его принял в своей ставке крайне озабоченный Адольф Гитлер: русские остановили немцев на подступах к Москве. Переводчик муфтия сообщил фюреру, что, согласно арабской традиции, следует подать кофе. Гитлер нервно ответил, что никогда не пьет кофе. Муфтий вежливо осведомился, нет ли у фюрера какой-то проблемы со здоровьем. Переводчик постарался его успокоить, но фюреру пояснил, что гость все же ожидает кофе. Гитлер возразил, что даже членам верховного командования не позволяется пить кофе в его присутствии. Но затем быстро вышел из комнаты и вернулся в сопровождении эсесовского охранника, который нес лимонад.
Хусейни попросил Гитлера поддержать «независимость и единство Палестины, Сирии и Ирака», а также создание Арабского легиона — соратника Вермахта. Беседуя с вполне вероятным владыкой мира, муфтий уже не ограничивался Палестиной, а предлагал создание Арабской империи под его собственным владычеством.
Гитлер выразил удовлетворение, что у него с муфтием общие враги: «Германия вовлечена в борьбу не на жизнь, а на смерть с двумя оплотами еврейского могущества — Британией и Советским Союзом». И конечно же, не могло быть и речи ни о каком еврейском государстве в Палестине. Гитлер намекнул муфтию на свое видение еврейского вопроса: «Германия будет настаивать на том, чтобы каждое европейское государство само решило собственный еврейский вопрос». Фюрер добавил: «Как только мы достигнем южных отрогов Кавказа, Германия сосредоточится на уничтожении еврейского элемента в арабской сфере влияния».
Однако пока Британия и СССР еще не сокрушены, с амбициозными планами муфтия на Ближнем Востоке придется какое-то время подождать. Гитлер признался, что ему «приходится все обдумывать и говорить сдержанно и взвешенно», чтобы не обидеть союзное правительство Виши во Франции. «Мы тревожимся за вас, — сказал он Хусейни. — Мне известна история вашей жизни. Я с интересом наблюдал за вашим долгим и опасным путешествием. И я счастлив, что теперь вы с нами». После чего Гитлер с восхищением указал на голубой цвет глаз и рыжеватые волосы муфтия — по его мнению, явные признаки арийской крови.
Муфтий разделял с Гитлером не только стратегическую враждебность по отношению к Британии, но и расовый, животный антисемитизм, причем в самой опасной форме. В написанных спустя многие годы мемуарах Хусейни вспоминал, как рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, который очень ему нравился, летом 1943 года упомянул в конфиденциальной беседе, что нацисты «уже истребили более трех миллионов евреев». Муфтий никогда не раскаивался в своих действиях: «Германия была нашим истинным другом, — утверждал он. — В прошлом она не являлась империалистической державой и не причинила зла ни одной мусульманской стране. И я по-прежнему уверен, что если бы Германия и ее союзники победили во Второй мировой войне, в Палестине и на всем арабском Востоке от сионистов не осталось бы и следа»[286]
.Евреи Иерусалима не удивились, узнав о пребывании муфтия аль-Хусейни в германской столице. Взглядам и действиям самого муфтия нет оправдания. Но нельзя утверждать на этом основании, будто все арабские националисты — нацисты и антисемиты. Вазиф Джавгарийе, который, как мы увидим ниже, относился с большим сочувствием к бедственному положению евреев, писал в дневнике, что иерусалимские арабы «желали победы Германии» только потому, что ненавидели британцев за «их несправедливость, бесчестность и Декларацию Бальфура. Они часто собирались послушать новости, ожидая сообщений о новых германских победах, и глубоко печалились, слыша хорошие для Англии вести».
«Как бы странно это ни звучало, — вспоминал Хасим Нусейбе, — но во время войны Иерусалим наслаждался беспрецедентным миром и благоденствием». Британцы применяли к еврейским боевикам самые строгие меры: Моше Даян и его соратники по «Хагане» были взяты под стражу и сидели в крепости Акра. Но еще в мае 1941 года, когда перед британской Палестиной замаячила перспектива быть зажатой между Германией и Италией, наступающими в Северной Африке, и вишистской Сирией, сионисты при поддержке британцев создали «Палмах» — «ударные роты», небольшие диверсионные подразделения, в которые вошли бойцы, прошедшие специальную подготовку у Уингейта и Саде.