Безусловно, евреи впервые с 70 года получили возможность свободно молиться в Иерусалиме. В период христианского правления им было запрещено даже приближаться к городу. В течение исламских столетий христиане и евреи пользовались покровительством в качестве зимми, однако то и дело подвергались притеснениям и репрессиям. Евреям, которые не могли рассчитывать на защиту европейских государств, коей пользовались в Иерусалиме христиане, часто приходилось плохо — хотя и не настолько плохо, как в худшие времена в христианской Европе. Еврея могли убить за одно только то, что он посмел приблизиться к мусульманской или христианской святыне, зато любой еврей мог проехать на ослике по узкому переулочку вдоль Стены — пусть для этого технически и требовалось наличие специального разрешения. Даже в ХХ веке доступ евреев к Стене был серьезно ограничен британскими властями и в конце концов совершенно запрещен иорданцами. Однако из-за того, что израильтяне называют «новой ситуацией», свобода вероисповедания, о которой писал Визель, не всегда существует для палестинских арабов, желающих помолиться в храме Гроба Господня или в мечети аль-Акса: «стена безопасности» перекрыла свободный доступ в Иерусалим, и им приходится сталкиваться с множеством бюрократических препон.
В те дни, когда открытый конфликт стихает, иудеи, мусульмане и христиане по древней иерусалимской страусиной традиции прячут головы в песок и притворяются, будто «чужаков» попросту не существует. В сентябре 2008 года еврейский Новый год пришелся на мусульманский Рамадан. В результате на улочках города образовалась «монотеистическая пробка» — иудеи и арабы шли молиться к Хараму и к Стене. Но «было бы неверно трактовать это как напряженные столкновения, ведь по сути никаких столкновений не было, — писал Этан Броннер в
По меркам Иерусалима этот страусиный самообман — признак нормальности, тем более что никогда прежде город не имел такого значения для всего мира. Сегодня Иерусалим — командный пункт ближневосточного театра военных действий, поле битвы западного секуляризма с исламским фундаментализмом, не говоря уже о постоянных распрях между израильтянами и палестинцами. Ньюйоркцы, лондонцы и парижане живут в атеистическом, секулярном мире, в котором над организованной религией и ее последователями в лучшем случае мягко иронизируют. Тем не менее число фундаменталистов и милленаристов во всех трех авраамических религиях — христианской, иудейской и мусульманской — постоянно возрастает.
Американские евангелисты продолжают взирать на Иерусалим в ожидании Последних дней, а американские администрации рассматривают мирный Иерусалим как ключ к спокойствию на всем Ближнем Востоке и стратегически важный объект для поддержания отношений со своими арабскими союзниками. Между тем тот факт, что священный Аль-Кудс находится под контролем Израиля, делает его еще более вожделенным для мусульман: на ежегодном Дне Иерусалима в Иране, учрежденном в 1979 году аятоллой Хомейни, город предстает чем-то большим, чем исламская святыня и палестинская столица. Тегеран претендует на гегемонию в регионе, и эти претензии подкрепляются разработкой ядерного оружия и холодной войной с Америкой, а Иерусалим оказывается удобным поводом объединить иранских шиитов с арабскими суннитами, скептически относящимся к амбициям Иранской Республики. И для шиитской «Хезболлы» в Ливане, и для суннитского ХАМАС в секторе Газа город сегодня служит фетишем антисионизма, антиамериканизма и иранского лидерства. «Оккупационный режим в Иерусалиме, — заявлял президент Ирана Махмуд Ахмадинежад, — должен исчезнуть со страниц истории». Сам Ахмадинежад — это мусульманский милленарист, верящий в то, что неизбежное явление «праведного, совершенного Аль-Махди Избранного», «сокрытого» двенадцатого имама, принесет освобождение Иерусалиму — месту свершения того, что в Коране зовется «Часом».
Этот эсхатологически-политический накал помещает Иерусалим XXI века, избранный город трех религий, на перекрестье всех конфликтов, убеждений и предвидений. Апокалиптическая роль Иерусалима, возможно, и преувеличена, но этот уникальный сплав силы, веры и моды, находящийся под неусыпным наблюдением репортеров круглосуточных теленовостей, ощутимо давит на камни вселенского города, снова в определенном смысле ставшего центром мира.