Зашел разговор о кружке, его задачах, целях, регламенте… Чуть ли не Булгаковым было произнесено «орден», т. е. что кружок наш должен принять форму своеобразного литературного ордена. Сгоряча в первую минуту все как будто отнеслись к этому проекту даже несколько восторженно. Но уже через другую минуту у каждого из нас порознь и, может быть, у всех одновременно возникла опасливая мысль, а нет ли в нашей среде «длинного языка». Дело было вполне безобидное. Предложение об ордене имело смысл скорее шуточный, декоративный. Но как знать!.. В нем все почувствовали какой-то опасный душок и уклончик… И на следующем собрании вопроса об ордене вовсе не поднимали. И все-таки на одном из собраний Булгаков сделал краткое сообщение о его вызове и своем визите и разговоре по поводу нашего кружка. Кружок уже привлек к себе внимание… А мы еще говорили об ордене!.. Мы все играли с огнем, а больше всех я, и дело было не в том, чтобы как-то проверять или прощупывать каждого из членов… <…> Но самое главное было то, что уже уходили безвозвратно в прошлое такие кружки. Вся политическая обстановка предостерегала от таких кружков. Уж лучше «Стойло Пегаса» или стойбище «Никитинских субботников» Е. Ф. Никитиной, совершенно открытое для всех, прямо улица, чем такой вот все-таки не для всех открытый и доступный кружок… А проверяй, не проверяй его членов, все равно и в нем окажутся длинные уши и длинный язык… Хотя, может быть, в нем ни слушать-то, ни сообщать о нем нечего…[864]
М. О. Чудакова также отмечает, что к концу 1920-х годов маленькие литературные кружки под давлением ГПУ распадались, а более крупные, т. е. именно «Никитинские субботники», продолжали существовать, но только при условии надзора со стороны органов[865]
. Однако, как мы видели, и кружок Е. Ф. Никитиной сохранялся недолго, несмотря на все ее усилия. П. Н. Зайцев совершенно прав, что общая политическая ситуация не позволяла продолжать традицию таких независимых групп и собраний.Е. С. Булгакова записала со слов писателя обсуждение пьесы Ф. Ф. Раскольникова на «Никитских субботниках» и назвала запись «Рассказ Миши о чтении “Робеспьера”»[866]
.Раскольников, Федор Федорович, бывший в то время (примерно, год 1929-й) начальником Главреперткома, написал пьесу «Робеспьер». Он предложил Никитиной, что прочтет ее на одном из Никитинских субботников[867]
.М. О. Чудакова опубликовала также фрагменты протокола этого обсуждения, которое состоялось 16.11.29 на юбилейном заседании, посвященном пятнадцатилетию субботников[868]
. Приведем обсуждение пьесы по машинописному протоколу с подписями Е. Ф. Никитиной и секретаря субботников М. Я. Козырева полностью: