Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова

Как видим, обсуждение начиналось с реплик либо хвалебных, либо содержавших осторожные замечания. Резко критическое и дерзкое высказывание Булгакова переломило ход заседания, и выступавшие после него в основном критиковали высокопоставленного автора. Это вполне соответствует рассказу Е. С. Булгаковой. Однако текст напечатанного на машинке и, несомненно, отредактированного протокола существенно отличается от ее театрализованной и гротескной записи, сделанной по памяти и по рассказам М. А. Булгакова, она не могла буквально воспроизводить ход обсуждения. Протокол, записанный М. Я. Козыревым, также мог не вполне отражать реплики ораторов, конспективно сокращать их и дипломатично сглаживать как резкость критики, так и откровенную сервильность. В частности, в передаче Е. С. Булгаковой приводится весьма пространное выступление М. А. Булгакова, в то время как в протоколе его реплика резкая, но крайне лаконичная. Протокол субботника 1929 г. можно дополнить и другими материалами. Сохранились сделанные на заседании две шутливые записки В. М. Бебутова, поддержавшего М. А. Булгакова:

Я думаю, что, в конце концов, бедному Раскольникову посоветуют сделать одноактный драматический этюд; Не назвать ли пьесу вместо оратории – романс?[870]

Выступление Булгакова на этом обсуждении стало предметом дальнейших шуток посетителей субботников. В Самоновейшем соннике А. М. Арго в качестве толкования сна предлагается:

Булгакова увидеть с Раскольниковым – приятно разговаривать[871].

Несмотря на жесткость своих оценок субботников и трезвое понимание того, что там бывали агенты ГПУ, М. А. Булгаков посещал их, а также бывал в доме Е. Ф. Никитиной и впоследствии, в том числе и в начале 1930-х годов. В стихотворении С. З. Федорченко «Мои пожелания на 1929-й новый год» содержится и четверостишие, обращенное к М. А. Булгакову, тем самым он либо приходил на празднование, либо его присутствие как завсегдатая субботников предполагалось. Пожелание, хотя и шутливое, но оно прямо связано с весьма серьезной ситуацией гонений на него именно в это время:

Я пожелаю Булгакову, в прежней удачной манере
«Бегом» в ушах Реперткома целыми «Днями» звучать,
И на посту бессменного штатного контрреволюционера,
Свой превосходный оклад долго и впредь получать

[872].

Еще одна из карикатур на М. А. Булгакова, выполненная Кукрыниксами на субботнике, датируется 1929 г.[873] Е. Ф. Никитина вспоминает (см. ниже), что Булгаков приходил к ней, когда был снят «Багровый остров» в Камерном театре, т. е. в 1929 г. Напомним: М. О. Чудакова приводит свидетельство Е. Ф. Никитиной о встрече М. А. Булгакова с Б. Е. Этингофом на одном из заседаний кружка[874]. По протоколам не удается определить ее точную дату, как уже говорилось, это могло произойти не раньше конца 1930 г., когда Б. Е. Этингоф познакомился с Е. Ф. Никитиной. В начале лета 1931 г. он женился на ней, и Булгаков бывал у них. В явочном листе субботника 17.11.32 нет росписи М. А. Булгакова, но, возможно, он участвовал в шуточной записи этого листа[875]. Вместе с тем роспись писателя, скорее, редкость в явочных листах объединения. Возможно, он намеренно перестал расписываться, зная об осведомителях, присутствовавших на заседаниях.

Е. Ф. Никитина в послевоенные годы, и особенно в старости, неоднократно рассказывала о М. А. Булгакове как о завсегдатае субботников. В 1950-е годы она устраивала заседания, посвященные М. А. Булгакову, в Гудауте, где у нее была дача. Как уже говорилось выше, Э. Л. и Р. И. Бобровы вспоминали в августе 2007 г., что в 1950-х годах Е. Ф. Никитина организовала на своей даче в Гудауте литературные вечера, подобные московским субботникам. М. С. Айнбиндер также недавно вспоминала летние субботники, которые Е. Ф. Никитина устраивала на южной даче:

При мне было два вечера, вроде субботников, в Гудауте. Один из них был посвящен «Собачьему сердцу» – Евдоксия его рассказала, эпизод за эпизодом, страшно увлекательно. Потом мне поначалу даже не так нравился настоящий текст М. А. Это было сольное и блестящее выступление Евдоксии. Что-то она рассказывала, как сам М. А. его читал, но что именно, не помню.

23.11.64 Е. Ф. Никитиной было направлено письмо от Комиссии по литературному наследству Булгакова, подписанное К. Симоновым: