Читаем Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова полностью

Должна сказать вам, друзья, что иногда бывает очень трудно говорить о таком писателе, жизнь которого проходила непосредственно рядом, который был очень близок. Казалось бы, наоборот, столько данных, возможностей. Память бережно и щедро хранит все, но это память. А что надо рассказать, и сколько для этого нужно дней, часов? Для того, чтобы рассказать о М. Булгакове так, как он этого заслуживает, и сколько может подсказать моя память, мне нужно 10 лет, каждый день, скажем, двухчасовая беседа. Это был человек совершенно изумительный, неповторимый: умный, серьезный, остроумный, озорной – все сочеталось в одном человеке. Он умел так подойти к вам, так разоблачить вас… Расскажет вашу родословную – неизвестно, откуда он ее знает; расскажет о ваших замечательных друзьях, напр., о таком-то писателе – как он это мог узнать, не знаю. Внешность не может это подсказать. Человек заливается краской, отходит от него и думает: и откуда он это знает? Он ищет преступника, того, кто это ему сказал. Преступника найти трудно. Этот человек ничего не забывал, все запоминал, записывал и усваивал, что попадало в поле его зрения, и все это жило с ним. Этот человек необычайно бережно подходил к каждому вашему увлечению. Вы увлекаетесь музыкой – он назначает вам свидание в такой-то час, так как вы просили его об этом, и начинает рассказывать то, что вас безмерно интересует. Не могу, не умею рассказать вам, как это происходило, но происходило именно так[885].

Было очень интересно его участие в елках. К этому он относился очень занятно, по-серьезному. Вы, наверное, испытывали сами, что юмористический рассказ производит особенно сильное действие, когда чтец или рассказчик не улыбается[886].

Без него не происходила ни одна Никитинская елка. Из года в год, когда мы встречали Новый год в последнюю субботу декабря, у нас бывает елка, как полагается с ароматными иголками. Собиралось целое созвездие талантливых людей: Архангельский, Ардов, Пустынин, Арго, Рыклин и др. Попасть на зубок елочной комиссии было не очень-то приятно. Страшного ничего не было, но каждый получал такой подарок, который не забудешь очень долго. Наряду с этим бывали веселые вещи, не страшные, но такая ударность, острота всегда исходила от Булгакова. Когда он говорил, что согласен быть членом елочной комиссии, которая всегда заседала два раза перед елкой, надо было немного трепетать, чтобы не попасть к нему на зубок. Расскажу вам два-три примера: вот стоит бельевая корзина, в которую складывались все подарки – с позволения сказать подарки: бриллиантов, золота и серебра там не было, но лежали очень острые вещи, которые надо было по очереди вынимать <…> Сидит взволнованный А. В. Луначарский. Он волновался как ребенок, как девушка, о том, какой он получит подарок – вдруг что-нибудь озорное. От подарка отказаться нельзя, надо его принять. Встает во весь свой мощный рост, как денди лондонский одет, Леонид Петрович Гроссман <…> Он подходит к Анатолию Васильевичу и говорит: «Позвольте вам преподнести». – Остается только позволить. – Он держит на золотой тесемочке крест и золотую звезду и читает (вернее, произносит) текст, в котором говорится: «За замечательное мастерство, за изумительное парирование всяких настроений, которые шли от Введенского и проч. “Никитинские субботники” преподносят ему ордена для постоянного ношения, снятые с ризы: крест и звезду». Откуда они были у нас? В то время мы покупали ризы и переплетали в них книги, в том числе и книжки того же Анатолия Васильевича. Переплетчик соглашался переплетать в них, но говорил, что это такое мелкое шитво, что мы сами должны распарывать его. А то он потеряет много времени и ничего не заработает. Мы, женская бригада, сидели и пороли ризы, а в это время кто-нибудь из товарищей-писателей читал нам свои произведения, еще неопубликованные. Накапливался большой клубок золотых позументов и тесемочек. Елочная комиссия говорила: «Ничего не выкидывайте, все пригодится». Анатолий Васильевич сидел все время с крестом и звездой, а когда уходил, мы спросили: «Анатолий Васильевич, это заправдашний подарок или надо отдать его обратно?». Он сказал: «Нет, нет, это настоящий подарок». И уехал. Кто же автор всего этого? Автором был именно он, замечательный человек, М. Булгаков[887].

Перейти на страницу:

Похожие книги

50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки
50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки

Ольга Леоненкова — автор популярного канала о музыке «Культшпаргалка». В своих выпусках она публикует истории о создании всемирно известных музыкальных композиций, рассказывает факты из биографий композиторов и в целом говорит об истории музыки.Как великие композиторы создавали свои самые узнаваемые шедевры? В этой книге вы найдёте увлекательные истории о произведениях Баха, Бетховена, Чайковского, Вивальди и многих других. Вы можете не обладать обширными познаниями в мире классической музыки, однако многие мелодии настолько известны, что вы наверняка найдёте не одну и не две знакомые композиции. Для полноты картины к каждой главе добавлен QR-код для прослушивания самого удачного исполнения произведения по мнению автора.

Ольга Григорьевна Леоненкова , Ольга Леоненкова

Искусство и Дизайн / Искусствоведение / История / Прочее / Образование и наука
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение