Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова

18 июня: «Безмерная усталость точит меня <…> Сидим с Люсей до рассвета, говорим на одну и ту же тему – о гибели моей литературной жизни. Перебрали все выходы, средства спасения нет. Ничего предпринять нельзя, все непоправимо»[958].

Из дневника Е. С. Булгаковой.

22 июня: «Миша сказал, что чувствует себя, как утонувший человек – лежит на берегу, волны перекатываются через него»[959]. 16 августа: (Об ответе М. А. Булгакова драмсекции) «<…> Написал, что помощь, действительно, нужна, что пусть они похлопочут о квартире для него в Лаврушинском и об авансе во Всерокомдраме (у нас действительно нет ни копейки) <…>»[960]. 23 сентября: «Мучительные поиски выхода: письмо ли наверх? Бросить ли театр? Откорректировать ли роман и представить? Ничего нельзя сделать, безвыходное положение!»[961].

Из письма М. А. Булгакова Б. В. Асафьеву.

2 октября: «Сейчас сижу и ищу выхода, и никакого выхода у меня, по-видимому, нет. <…> Такое положение невозможно, и в доме у нас полная бесперспективность и мрак»[962].

Из письма М. А. Булгакова В. В. Вересаеву.

5 октября: «Работаю много, но без всякого смысла и толка. От этого нахожусь в апатии»[963].

Из дневника Е. С. Булгаковой.

31 декабря: «Кончается этот год. <…> Горький вкус у меня от него»[964]. И наконец, 27 августа 1939 г. уже после краха пьесы «Батум»

Е. С. Булгакова записывает:

«У Миши состояние духа раздавленное. Он говорит – выбит из седла окончательно. Так никогда не было»[965].

Теперь попробуем связать данные о горестном состоянии писателя с определенными обстоятельствами 1937 г. Итак, 18 февраля было объявлено о смерти Г. К. Орджоникидзе. Мы не будем вдаваться в комментарии относительно обстоятельств его кончины, в любом случае известно, что И. В. Сталин был недоволен им, очевидно, что нарком был в тупике, скорее всего, доведен до самоубийства[966]. Для М. А. Булгакова это была крупная личная потеря, поскольку он был знаком с ним с владикавказских времен и должен был знать о том, как Г. К. Орджоникидзе поддерживал спасение бывших деникинцев в Терской области, в частности, тот самый список из 102 белогвардейцев, о котором речь шла в первой части. Возможно, М. А. Булгаков отчасти считал и его своим покровителем. Как видим, он неоднократно пытался проститься с ним в Колонном зале, что весьма примечательно, учитывая, что он крайне редко участвовал в подобных церемониях.

Но были в это же время и другие печальные обстоятельства, о которых нигде не пишет ни сам М. А. Булгаков, ни его жена в дневнике. 7 февраля Б. Е. Этингоф был исключен из партии по сфабрикованному обвинению и навсегда потерял штатную работу в советских учреждениях[967].

Обвинение против меня в том, что я белогвардеец, контрреволюционер, хулиган, двурушник и т. д. <…>[968].

Произошло это ровно за 11 дней до смерти Г. К. Орджоникиде, что не могло быть случайностью, было прекрасно известно, что Б. Е. Этингоф – «человек Орджоникидзе». Б. Е. Этингоф работу потерял, но арестован не был, в этот период он вернулся к своим художественным наклонностям и стал зарабатывать как график и живописец:

Будучи освобожден от работы, я вернулся к профессии художника, от которой отказался в ранней молодости, уйдя целиком в партийную жизнь[969].