Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова

Кроме того, весной 1930 г. за политические ошибки Л. Л. Авербах был снят с работы и отправлен в Смоленск. Летом того же года удалось вернуть его в Москву[978]. Не исключено, что М. А. Булгаков не без злорадства связал усекновение головы Берлиоза и со ссылкой своего критика и гонителя. Затем в Грибоедовском зале перед похоронами Берлиоза Бегемот стащил его голову[979]. И дальше эта голова, преподнесенная Воланду на балу, уже может быть соотнесена с событиями весны 1932 г., с ликвидацией РАППа и окончательной высылкой Л. Л. Авербаха из Москвы. Похороны Берлиоза с траурной процессией, в которой проходят писатели, прототипами которых были преимущественно рапповцы, гонители М. А. Булгакова, также могли сатирически отражать упразднение РАППа, которое оплакивали его члены и сторонники.

В редакции романа «Князь тьмы» сообщается, что дом Грибоедова находится во владении МАССОЛИТа[980]. Это как раз соответствует тому, что ФОСП (в которой РАПП был ведущей группировкой) получила Дом Герцена в свое распоряжение, о чем речь шла в третьей части. В Доме Герцена, в частности, находилась и редакция журнала «На литературном посту», редактором которого был Л. Л. Авербах[981]. Берлиоз и назван «редактором толстого художественного журнала».

Примечательны эпизоды разных редакций романа, в которых подчеркивается подчинение писателей и МАССОЛИТа Наркомпросу, во второй тетради 1928—1929 гг. «Копыто инженера» сказано:

Народный комиссариат просвещения, терзаемый вопросом об устройстве дел и жизни советских писателей…[982]

Разыскивая погибшего Берлиоза, не пришедшего на заседание, писатели звонят в Наркомпрос, в окончательной редакции он не назван:

Наобум позвонили в комиссию изящной словесности по добавочному № 930 и, конечно, никого там не нашли[983].

В ранних редакциях романа в этом эпизоде прямо упоминается Наркомпрос, комитет искусства, науки, литературы или комиссия искусства и комната № 918 или 930 в качестве головной организации, курирующей писательские объединения[984].

Дальше, не дождавшись Берлиоза, писатели спускаются в ресторан. Исследователи многократно отмечали, что М. А. Булгаков в Грибоедове изобразил хорошо известный в Москве писательский ресторан Дома Герцена. Заведующим этим рестораном (столовой) был вполне реальный человек – Я. Д. Розенталь. Этот же ресторан фигурирует в шестой главе стихотворной пародии А. Архангельского и М. Пустынина, в ней говорится о том, где обедал Евгений Онегин:

От эпиграммы злой, суровой
Себя, пожалуй, охраню,
Но нет спасенья от столовой,
Где каждый день одно меню,
Равно – прозаики, поэты —
Жуют унылые котлеты,
Хлебают суточные щи.
(Глотай, молчи и не ропщи!) <…>
Там тень витала Керекеша
И Розенталя борода,
Там философствовал Олеша, —
Остряк, негласный тамада <…>

[985].

Нам удалось собрать целый пакет документов, относящихся к истории этого ресторана и его закрытия. Еще в сентябре 1929 г. местком писателей резко возражал против продажи спиртного и музыкальных вечеров с фокстротом в ресторане Дома Герцена, которые отражены в булгаковской вечеринке в Грибоедове:

Местком писателей считает совершенно недопустимым наличие у литературных общественных организаций ресторана, в котором продают спиртные напитки и устраивают фокстротные вечера с участием непманско-буржуазной публики. Извлечение дохода из подобного рода предприятий совершенно недопустимо для литературных организаций. Ресторан не только дискредитирует литературно-общественную организацию, но и оказывает разлагающее влияние на литературный молодняк, принимающий участие в подобного рода вечерах и пьянках[986].

По поводу вреда фокстрота высказывался от имени Главреперткома на авторской конференции в октябре 1930 г. Гандурин:

Мы должны взять (и уже взяли) под обстрел фокстрот, псевдоцыганскую музыку и те упадочнические вещи, которые проникают к нам с Запада[987].