Кроме того, как и в случае с владикавказским прошлым, есть основания полагать, что события московского периода довольно отчетливо отразились в сочинениях писателя, прежде всего, в романе «Мастер и Маргарита». Образы шабаша, нехорошей квартиры и великого бала у сатаны, по-видимому, отражали те впечатления М. А. Булгакова от писательской среды, которые он черпал, в том числе и на «Никитинских субботниках». Тем самым сборища этого кружка писателей оказывались некой парой к тому, что происходило в Доме Грибоедова, сначала в ожидании заседания с Берлиозом, а потом в ресторане. Здесь же речь идет о некоторых литераторах, с которыми М. А. Булгаков встречался и которые могли стать прототипами персонажей его произведений: о М. Я. Козыреве, С. М. Городецком и снова о Ю. Л. Слезкине, знакомом с владикавказских времен.
В личности самого Воланда отразились некоторые черты Б. Е. Этингофа. Всесилие Воланда соответствовало недолгому высокому статусу Б. Е. Этингофа в писательской среде в качестве крупного чиновника Главискусства. Прототипами Кота Бегемота и Коровьева могли быть М. Я. Козырев и С. М. Городецкий, а Левия Матвея – Ю. Л. Слезкин. Тем самым не только представители Дома Грибоедова, но и сам Воланд, его дьявольская свита и даже приходящий к нему в Москве вестник из «древних» глав при всей сложной и запутанной фантастике и философии романа полностью вписываются в литературную среду Москвы, никоим образом не отделены от нее. В образе Маргариты на балу можно усмотреть черты личности Е. Ф. Никитиной. Кроме того, в романе в скрытом виде использованы реминисценции оперы «Евгений Онегин», особенно в сцене погони Иванушки Бездомного за Воландом. Мы пытались показать, что за ними могли скрываться шутливые намеки на личности Е. Ф. Никитиной как Татьяны и Б. Е. Этингофа как Евгения, что находит параллели в стихотворных пародиях того времени.
Подобно тому как «Записки покойника (Театральный роман)» целиком основан на перипетиях театральной среды, окружавшей М. А. Булгакова (главным образом, коллектива Художественного театра), так и роман «Мастер и Маргарита», по-видимому, посвящен преимущественно писательской среде Москвы. Два романа тем самым составляют подобие пары.
Учитывая симметричное расположение на Тверском бульваре Дома Герцена и дома Е. Ф. Никитиной, сопоставление двух писательских групп в романе приобретает замечательную топографическую точность. Писатели с двух сторон бульвара: с одной стороны, официальные, санкционированные властью и подчиняющиеся Наркомпросу организации, с другой стороны (лишь подразумеваемой и скрытой в тексте) – обреченное на закрытие кооперативное, «вольное» объединение, где при всем гротеске мы видим гораздо больше человечного и искреннего в окружении сатаны-Воланда. Кроме того, мы отметили и расширение булгаковской топографии Москвы. Явные и скрытые места действия располагаются не только на Садовой в нехорошей квартире и в Доме Грибоедова на Тверском бульваре, но и в доме Е. Ф. Никитиной на том же бульваре. Шабаши могли быть связаны с Серебряным бором, великий бал у сатаны – с Музеем изобразительных искусств на Волхонке и проч. Можно также вновь подчеркнуть, что топография в обеих частях романа (в Ершалаиме и в Москве) несет на себе отчетливый отпечаток автобиографического опыта.
Хронология московских глав, как и «древних», строится в романе М. А. Булгакова в соответствии с четырьмя днями Страстной недели со среды до субботы, и происходит действие в первые дни мая. Московские события прямо соотнесены с аналогичным временным построением «евангельского» пласта романа. Мы попытались показать, что в этих главах также можно найти отражение реальных автобиографических обстоятельств. Учитывая информацию о биографии писателя московского периода, рассмотренную нами в третьей части, можно заметить, что в замысле романа сыграли роль события по крайней мере нескольких лет, с 1929 по 1933 г. В хронологии этой части романа привязки именно к разным годам, вероятно, неслучайны, напротив, они входили в изначальный замысел М. А. Булгакова. Каждый из четырех дней Страстной недели мог быть последовательно соотнесен с разными годами в этом интервале.
Последняя пьеса, задуманная М. А. Булгаковым, возможно, также отражала реальный автобиографический контекст, связанный с историей письма правительству 1930 г., покровительством «всесильного человека», прототипом которого мог быть Б. Е. Этингоф, занимавший тогда пост заместителя зав. Главискусства, а также с закатом карьеры героя-писателя, последовавшим за крахом его покровителя.