Иесинанепси / Кретинодолье (сборник)

Не исключено, что Амбрион обнаружил его уже давно; выяснить это не удастся, так как он — персонаж замкнутый и коварный. Но Ленрубен — вот уж явно хитрец! — за ним следил, его выследил и застал стоящим на коленях перед обнаруженным трупом. Мальчишки повздорили и, думаю, даже подрались. В итоге все сообщество оказалось в курсе находки и собралось на том месте. Любопытные возбужденные дети стояли вокруг тела охотника, беспричинно смеялись, по-скотски гоготали, но не осмеливались к нему приблизиться. Не уверен, но думаю, они не понимали, что одежда и патронташ — нечто отдельное от охотника. И, должно быть, воспринимали это как часть шкуры. Ведь у нас почти нет одежды. Зимой мы забиваемся в глубь пещеры, где довольно тепло, и ложимся вповалку под ворохом сухих листьев и веток, куда паразиты, к счастью, добираются редко. Вши, похоже, вымерли при катастрофе. Они исчезли вместе с клопами и цивилизацией.

Возвращаюсь к охотнику. Ленрубен встал на колени возле него и приподнял ему голову. Картуз отвалился и упал. Длинные темные волосы. Приплюснутое черноватое лицо. Ленрубен пощупал картуз, понюхал и бросил наземь. Вроде бы задумался. Остальные с любопытством смотрели на него, юного взлохмаченного дикаря с голым торсом и набедренной повязкой, серой тряпкой, которая когда-то была рубашкой. Он стоял на коленях возле трупа, ощупывал ремни и застежки, тянул их в разные стороны, пробовал даже надкусить. Одна застежка поддалась, охотничья сумка отстегнулась и отвалилась как трофей. Амбрион, рыкнув, завладел ею. Внутри оказалась смердящая кашица из мертвой дичи. Ленрубен продолжил свои опыты и наконец понял — думаю, скорее на ощупь, чем мозгами, — устройство застежек. Расстегнул их все. Дикари бросились разбирать имущество. Потом перенесли его в пещеру, где, ощупав и перещупав тысячу раз, забросили в угол. Эти игрушки перестали их забавлять. Я к ним даже не притрагивался. От всего, что напоминает прошлую эру, у меня сжимается сердце и кружится голова.

Так, за охапкой хвороста, которая служит общим ложем и общим одеялом, у нас — как давно? — валяются ягдташ из задубевшей кожи, ремень-патронташ, постепенно теряющий патроны, и охотничье ружье, возможно заряженное.

Единственный, кто спустя три дня все еще обращает внимание на эти предметы, это Ленрубен. Вот ведь бесенок! Рыжий чертенок снует туда-сюда, рыскает повсюду. Иногда берет ружье, пробует на вес, задирает прикладом вверх, подбрасывает; размахивает, болтает, вращает. В общем, экспериментирует. Если ружье заряжено, то он может застрелиться. Но мне-то какое дело? Мне наплевать.

Мне уже на все наплевать.

Сам не знаю, что хотел сказать. Зачем начал рассказывать эту неинтересную историю. Ах, да! Вспомнил. Волк. Я собирался объяснить, как мы убили волка.

Через несколько месяцев после того, как обнаружили охотника, а было это летом (мне кажется, через несколько месяцев, ну, во всяком случае, зима уже наступила), к нам пришел волк. Это случилось под вечер. На закате солнца вход в пещеру багрово пламенел. На этом красном фоне проявился черный силуэт зверя: остроконечные уши, сверкающие глаза, открытая пасть с высунутым языком. Волк не издавал ни звука; думаю, он был полуживым от усталости и голода; нападать он не решался. Дети с кудахтаньем и цоканьем, которые занимают все больше места в их речи, собрались в полукруг: чуть обеспокоенные, они не осознавали опасность и не знали, убегать им или нет. Я сидел на корточках и не двигался. Плевать мне на волка. Что так, что эдак…

Особо трусливый Цитроен попятился в угол пещеры и уронил стоявшее у стенки ружье. Все вздрогнули. Волк внезапно прыгнул вперед. Цитроен в панике схватился за ружье и замахал им перед волком, пытаясь его отпугнуть.

К Цитроену подскочил Ленрубен. Ведь эта палка, эта волшебная палка принадлежала ему! Он приучился жонглировать ею почти каждый день. Невзирая на опасность (которую он, впрочем, был неспособен оценить), Ленрубен вздумал отобрать ее у Цитроена. И вот они принялись вырывать ружье друг у друга, выкручиваясь, хватаясь за запястья, резко дергаясь, вскрикивая «Ах!» от усилия и боли. Ружье мотало из стороны в сторону, маленькое отверстие, из которого могла вырваться смерть, угрожало поочередно всем присутствующим, в том числе и мне.

Я не шевелился. Смерть? Пф!

Волк приблизился, все еще пребывая в нерешительности; он чуял присутствие людей, принюхивался. Остальные дети отошли еще дальше, но два соперника в пылу схватки совсем забыли о волке. Тот подбирался все ближе и ближе. Вдруг красная вспышка. Оглушительный выстрел, и эхо по всей галерее пещеры. Немного дыма. В темноте, быстро наступившей во время борьбы, сначала ничего не было видно.

Затем, после первой растерянности с последующими криками, призывами, панической беготней и метаниями туда-сюда, Илен пришла удачная мысль запалить в сакральном костре ветку и подойти поближе. И вот при тусклом и зыбком освещении факела мы увидели на земле окровавленный труп волка с пробитой грудью. Зарядом свинцовой дроби ему разорвало горло, из глазницы свисал жалкий выпученный глаз.