Около часа занял просмотр музейных экспонатов, а после, оглядев все собранные предметы и размещённые в залах на трёх этажах, она пыталась понять: «Для чего всё это собрание вещей, включая плащ от дождя, сапоги и какую – то тачку, бессмысленный реквизит? Тем более что ранее в эту музейную экспозицию, открытую в 2000 году входило более 1000 экспонатов, пусть было бы меньше но, лучше, достаточным было бы, и наличие книг со стихами, фотографий и пары пластинок, такое впечатление, что сюда всё собрали; «лошади, сено, телегу…».
Вскоре, Людмиле надоело слушать заунывное пение с выкриками, заметив, что спасительный эликсир с Мартини в бутылке заканчивается, решительно встала с кресла, понимая: «что нужно заканчивать с этим «дурдомом». И как могли аплодировать за такое в Париже, поклоннику экзистенциальных мотивов? Скорее, они платили исполнителю, не за это подражание шестидесятым и не за подобное безобразное исполнение песен Высоцкого, с ужасающим воем, быть может в переходе Парижа, подавали за то, чтобы он немедленно прекратил свои завывания и поскорее отправился восвояси? Ну, просто невозможно слушать такое…, а, чтобы понять, насколько непереносимо человеческому слуху бренчание с выкрикиванием слов под гитару Браниславом, не надо иметь абсолютного слуха, чтобы сказать, что он превзошёл все мыслимые и немыслимые ожиданья, вне сомнений, там по слуху прошёлся медведь, а скорее слон потоптался! И как можно вынести подобный концерт, если бы не успокоительные капли Мартини?»
Людмила сослалась на неотложность дел и во второй половине дня, расставшись с «певцом» у входа в метро, сама же поехала дальше прогуляться к торговому «Китай городскому центру» по магазинам.
И хорошо, что именно, этим днём её не было дома, у Красной площади наблюдалось немало людей, ярмарка и небольшой каток, в ларьках торговали различными сувенирами продавцы в народных костюмах. Прекрасное настроение, в предпраздничный день, ведь скоро наступит новый 2016 год. Людмила попробовала горячий глинтвейн вприкуску с блином, не хотелось спешить и в квартиру Владимира, который посему должен быть дома…
Прогулявшись по праздничным улицам, она застала Владимира дома.
– Привет, как дела? – дежурной фразой поинтересовалась она у Владимира, лежащего на диване, стараясь перекричать громкий звук телевизора, – «опять эта политика, всё одно – про Украину, а кому на Руси жить хорошо? Вечный вопрос, по всей вероятности депутатов, политиков волнует жизнь россиян меньше всего».
– Приехал пораньше, мне нездоровилось. А где ты была?
– Где и могла быть, естественно в магазинах, там, где на площади у Кремля, гуляет толпа, предпраздничная суета, так здорово, прогуляться немного.
– Какие планы в ближайшие праздники у тебя?
– Новый год, а первого я поеду к Камилле, побуду там с внуками с зятем. Он постоянно работает, а я его редко вижу.
– А…, ну, что же, отлично, – расстёгивая сапоги, отвечала она в полумрак, к прожектору телевизора.
Глава девятая
Вот и второе число…, январским утром Владимир Арнольдович тихонько прикрыв за собой дверь в коридор, сообщил, что намерен проехать в Научно исследовательский центр для встречи с коллегами, прилетевшими к ним по делам, должно состояться расследование. Закрывая глаза, желая заснуть, она уточнила:
– Ну да, а когда тебя ждать?
– До встречи, потом позвоню, – поведал уже из прихожей, ей было слышно, как он застёгивает пальто, из коридора вернулся на кухню, втянув из тюбика после похмельный бальзам, запив водой спасительное средство, в это время она сообщила, что вероятно сегодня съездит в бассейн.
– Я положил тебе на расходы, деньги там, у зеркала, – изложив, захлопнув дверь, вышел.
И она отвернулась, чтобы свет из окна не сквозился в глаза, перевернулась на правый бок, собираясь вздремнуть. Всё же уснуть не пришлось, зазвонил городской телефон.
Обычно Людмила не поднимала трубку стационарного телефона, избегая скандалов с Камиллой, попросту попросив Сысоева встречаться на площади дочери, Людмиле не нравилось когда её контролируют но, так, а не иначе, предпочитала вести себя приезжая с визитом Камилла: Бесцеремонно одним за другим открывая шкафы, производя досмотры на кухни и всего содержимого, что находилось в квартире. От одного вида на его дочь, от её голоса во время звонка Людмила чувствовала, как одиозность накрывает весь день, по-видимому, у неё развился подобный рефлекс, на нервотрёпку после разговора с Камиллой. Но, тут же, сообразив, «что дочь не может ему звонит, она встаёт только к десяти или позже. Наверно, коллеги его потеряли, определённо, забыл свой второй сотовый у Камиллы».
– Алё, – сняв трубку в ожидании очередной подвохи, Людмила чувствовала тяготящее состояние, поёжившись при мысли, что всё же, это она – Камилла, и не надеясь, услышать приятного:
– Я слушаю Вас, – и…, выдохнув, вполголоса повторила:
– Слушаю.
– А, Вы не могли бы позвать к аппарату Владимира? – к удивлению Людмилы, не кто – ни будь из коллег, как в прошлый раз, когда некто разминулся с Владимиром, сейчас на проводе женский голос.