Игги Поп. Вскройся в кровь

Мюррей Цукер, ставший другом семьи, утверждает, что отношения Джима и Эрика построены на «верности, чувстве долга и ощущении близости, которые они пронесли через все эти годы». Конечно, трудно представить себе более объективного свидетеля, чем доктор Цукер, но его наблюдения плохо сочетаются со словами самого Игги, который иногда высказывался о сыне с поразительной черствостью: «Когда он загремел в рехаб, все винили меня, и это из тех типично американских вещей, которых я никогда не приму. “Расскажи нам про свою семью” и прочая херня». Впоследствии Джим взял сына на работу в качестве личного ассистента, но, похоже, Эрик так и не дождался от отца похвалы. Гитарист Эрик Шермерхорн, как и многие другие музыканты, работавшие с Джимом, называет его щедрым (например, в том, что касалось авторских отчислений), но осуждает его жалобы на сына: «Он все ворчал, что тратит на парня уйму денег. Это же эгоизм – допустим, человек хотел учиться в Гарварде, и что? Самого-то его, между прочим, родители баловали». Джим, безусловно, пытался быть хорошим отцом, но у него просто не было к этому способностей, и со временем он их так и не приобрел.

Джим охотно признавал важную роль родителей в собственной жизни. («Скажу одно: они всегда меня очень поддерживали, – заявил он мне в 1993 году, – поэтому в последние годы я сознательно стал чаще использовать фамилию Остерберг, чтобы отдать им должное»). Когда Луэлла перед своей смертью в 1996 году болела, Джим очень переживал, не сдерживал слез и выливал свое горе в песнях. Для Джима Остерберга-старшего смерть жены стала ужасным ударом, говорит Ник Кент, утешавший Джима-младшего по телефону: «Джим говорил со мной об отце, только что умерла мать, и отец чуть не помешался от горя, но все же смог не свалиться в пропасть». Кент вспоминает, что Джим много рассказывал об отце. «Интеллектуал-одиночка, ему нелегко приходилось. Утешение и покой он находил в отгошениях с женой, это была по-настоящему неразлучная пара. Джим этим всегда восхищался».

К пятидесяти годам у Джима, как у многих людей его поколения, к бунтарскому характеру присоединилось уважение к достижениям родителей. Теперь стало заметнее, что именно от отца он унаследовал трудолюбие: даже когда концерты не были необходимы для заработка, он год за годом упорно гастролировал, страстно проповедуя музыку Stooges и сохраняя дух соревнования, который проявился в нем еще в Детройте.

Шермерхорн, Крейджин и Маллинс были как братья, а в помощь им была маленькая команда ассистентов во главе с Генри Макгрогганом и личным роуди Игги Джосом Грейном. Бывало, после концерта лидер скрывался у себя в гримерке и переживал, что публика недостаточно пришла в экстаз, и все же оставался целеустремленной силой и источником вдохновения для всех. Часто в роли мудрого отца он давал музыкантам забавные советы: например, не пить пиво, которым угощают на фестивалях конкуренты, – вдруг туда что-нибудь подсыпано; в нем до сих пор был жив дух агрессии, сохранившийся со времен детройтских «битв групп». На гастролях он поддерживал телесные силы с помощью красного мяса и в день концерта никогда не смотрел телевизор, чтобы он не высосал энергию. Впоследствии Шермерхорн и Крейджин втянут его в постоянные денежные разборки, но пока между певцом и группой была невероятная эмоциональная связь. Однажды в Варшаве (концерт снимали силами Лодзинской киношколы) Шермерхорн стоял над взмокшим Игги, когда того сильно ударило током от металлического ограждения. Эрик смотрел ему в глаза, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит, а потом Джос оттащил Игги от ограждения. Позже Джим сказал Эрику, что при всех знаменитых историях о битом стекле и детройтских байкерах именно в этот момент он был ближе всего к смерти. Он говорил об этом как о чем-то совершенно обыденном.

День за днем Игги выкладывался на сцене так, как, наверное, ни один другой певец, ни до, ни после. Все драмы его частной жизни годились в качестве топлива. Во время тура American Caesar они с Сути часто ссорились, и на сцену он шел, по словам Ларри Маллинса, «как на войну». Однажды Игги швырнул микрофонную стойку в Хэла Крейджина, едва не пробив ему грудную клетку; через несколько дней пришел черед Эрика Шермерхорна, который после этого заявил, что уходит из группы. Джим потом очень извинялся – он совершенно не мог вспомнить, что творил на сцене.