Джим говорит серьезно, просто и увлеченно, смешно подражает голосам, хохочет, а когда слушает вопрос или обдумывает ответ, молчит и только внимательно смотрит. Сразу узнаешь пятилетнего Джима Остерберга, как его описывали друзья, – обаятельного, веселого, хорошо умеющего понять и развить мысль собеседника, чтобы найти общий язык. Во время нашей встречи тот Игги Поп, которого я знал – с пронизывающим взглядом, атлетически гибкий, великолепный и страшный, как дикий конь, – проглядывает лишь изредка, но Джим замечает, что теперь он как раз и есть Игги: привык за всю жизнь принимать его обличье. Он то поддерживает игру в это раздвоение и альтер эго, то смеется над всем этим. Вообще кажется, что Игги Поп для него прежде всего некое пространство, куда он заходил, чтобы делать искусство, и в прошлом не всегда мог оттуда выбраться, а теперь стало проще, безопаснее, ибо составлена карта. Он установил границы этого мира, и теперь меньше риска из него вывалиться.
Позже я поговорю об этом с Мюрреем Цукером, который в далеком 1975 году, работая в Нейропсихиатрическом институте, поставил Джиму Остербергу биполярное расстройство, но теперь, глядя на его стабильное состояние, сомневается в диагнозе. Быть может, яркий талант, серьезность на грани одержимости, чуткая восприимчивость и экстремальное поведение составляют его истинную сущность, а не болезнь; быть может, он просто наслаждался широтой собственного мозга, играл с ним, примерял на себя разные личности, – так, что уже «не знал, где верх, где низ». Если не пытаться все объяснить болезнью, то речь идет о человеке, который дошел до грани безумия просто из любопытства, из любви к искусству, из радости познания – и вернулся обратно, просто потому что пора. О человеке, который, по свидетельству друзей, отказался от алкоголя и кокаина одной лишь сверхчеловеческой силой воли.
В некоторых недавних интервью Джим – или Игги? – явно наслаждается ощущением триумфатора. Его однокашники рассказывают о недавнем интервью каналу PBS, где он вспоминает о пакостях, которые ему иногда творили в школе, и хвалится, что Игги принес ему богатство, – явная шпилька в адрес всяких сынков архитекторов и агентов по недвижимости, которые якобы смотрели на него свысока. Однако сегодня он наслаждается покоем; репутация в порядке, впереди заслуженный отдых, и сам он примирился с миром, да и с братьями Эштонами – странными, потерянными парнями, которые сорок лет назад помогли Джиму Остербергу создать Игги.
Он говорит об Эштонах с подкупающей откровенностью, в свойственном ему дарвинистическом духе рисуя картину их воссоединения, – не столько по дружбе, сколько из коммерческих соображений. Оказывается, в то время он чуть не лишился контракта с Virgin. В записи сольного альбома
Этот человек, всю жизнь ненасытно жаждавший любви, восхищения, уважения, наконец удовлетворен. «Я чувствую эту любовь. В последнее время получаю такое признание, которого не заслуживает вообще никто. Иногда напишут про нас что-нибудь хорошее, и я думаю: а почему не The Seeds, почему не The 13th Floor Elevators? А дело, конечно, в том, что люди слышат новое и начинают интересоваться тем, что ты делал раньше. Так что у меня все очень, очень, очень хорошо. Описал круг, в хорошем смысле слова».
Весь тот жаркий день мы раскапывали события далекого прошлого, и, как правило, Джим был на редкость откровенен, хотя при необходимости виртуозно менял тему: спросишь об успехах в школьном клубе дебатов, а он съезжает на то, как полезно это оказалось для карьеры рок-певца.