Игги Поп. Вскройся в кровь

Рэй Манзарек усматривает за поведением Джима и Игги простую психологическую мотивацию. «Вопрос стоит так: кто ты такой? То есть: я Игги Поп, безумный дикарь и любимец «Кокеток», или я Джим Остерберг, хороший поэт, хороший певец? Он должен был выложить обе личности перед Клайвом Дэвисом и сделать выбор. А я думаю, чем такой выбор, легче вообще не появляться».

Иногда Джим ночевал на Уандерленд-авеню, а иногда где попало. Несмотря на дикие перепады настроения и эксцентричные выходки, он, как правило, хорошо знал, что сойдет с рук, а что нет. Некоторые считают, что, несмотря на мутное состояние, он попросту использовал Манзарека и Шугермена, пока не подвернется что-нибудь получше. «Он часто лыка не вязал, – говорит журналист и продюсер Харви Куберник, который несколько недель вписывался в одном доме с Джимом, – но иногда было впечатление, что наблюдаешь за Роммелем, расставляющим танки». Куберник жил в Лорел-Кэньоне у своего приятеля Боба Шермана, и Джим интуитивно понял, что Куберник с Шерманом мечтают попасть в музыкальный бизнес. Не то чтобы он их использовал, но явно хмурил, и когда он весело встречал Шермана словами: «Эй, Боб, пошли по мясу и пиву!», – Шермана совершенно не расстраивал тот факт, что платить за угощение в “Harry’s Open Pit BBQ” на Сансет-бульваре опять придется ему.

К лету 1974 года Манзарек не скрывал, что собирается продюсировать альбом Игги, он говорил об этом журналу Rolling Stone, а Шугермен старался представить своего нового подопечного ответственным, исправившимся человеком – несмотря на массу доказательств обратного. В июне и июле Игги пару раз выступал на концертах Манзарека в “Whisky”, пел старые вещи The Doors – “LA Woman”, “Back Door Man” – и выглядел на сцене вполне прилично, а вне сцены – потерянно и печально. Однажды ночью рок-фанат Джим Пэрретт и его жена Диди увидели, как со ступенек “Whisky” скатился клубок из рук, ног и розового меха. Ударившись оземь, он развернулся, подскочил и обратился к ним с широкой улыбкой: «Привет, я Игги!» Через пару дней он подкатил к Диди за кулисами: «Хочешь, сальто сделаю?» – и сделал, а потом по-детски хвастался: «На самом деле ничего особенного, двойная фигня». В другой раз Ким Фаули пригласил Игги представить на сцене “Whisky” свое последнее детище, The Hollywood Stars. Игги, в своих розовых перышках, велел барабанщику играть ритм и разразился импровизированным монологом: «Я не любил The Hollywood Stars, я любил The New York Dolls, но я услышал, как они играют “Satisfaction”, и теперь я хочу с ними спать». Толпе понравилось, но скоро стало ясно, что уходить со сцены он не собирается; тщетно техники The Hollywood Stars пытались отодрать его от микрофонной стойки – группе пришлось сдаться и позволить ему спеть пару номеров. После концерта, с одутловатым, помятым лицом, он опять подъехал к Джиму и Диди: «Хотите, покажу, что у меня в штанах? Фотографируйте сколько хотите и посылайте в Лондон. Меня там любят, денег заработаете».

Пэрретты взяли у Джима интервью для своего фанзина Denim Delinquent; говорил он вполне адекватно, но настроение у него было подавленное и пораженческое, одна надежда, что возьмут в возрожденный состав The Doors. «Он казался таким ранимым, хотелось обнять его, защитить, несмотря на все попытки храбриться», – говорит Джим Пэрретт; он почувствовал, что Игги рассердился на то, как представлен в этом интервью, но ничего не мог поделать.

Насколько глубоко Джим затонул, лучше всего показал его первый после распада отдельный концерт. Джим и Рэй работали над многочастной композицией в свободной форме, в духе дорзовского Soft Parade. «Там могло быть сценическое действие, разговоры, девушки на сцене, – говорит Манзарек. – Можно было добавлять новые идеи, ничем себя не ограничивая». Впервые об этой необычной постановке стало известно, когда Игги заявился к Найджелу Харрисону, который жил в двух шагах от “Whisky”, ранним утром («что означало, конечно, что он всю ночь на чем-то торчал и не ложился», – говорит Харрисон) 11 августа. Он сел на край матраса, где пытались спать Найджел и его подруга, похожая на Боуи блондинка, заставил Найджела взять бас и долбить фа-диез, а сам начал напевать несложный рифф. Оказалось, они с Рэем начали делать эту песню – которая напоминала вельветовскую “Some Kinda Love” и вертелась вокруг строчки “put jelly on your shoulder”, – но Рэй отказался участвовать в этой «преждевременной творческой эякуляции». Игги велел Найджелу появиться в “Rodney’s English Disco” в девять вечера, сказал, что он еще должен найти гитариста, ударника и загадочную «девственницу», и умчался на Стрип.

Гитариста он нашел в «Коронете»: постучался в небесную дверь под номером 404, разбудил Рона Эштона и сказал: «У тебя еще сохранилась немецкая форма? Отлично, бери с собой, и хлыст тоже бери, будешь меня истязать».