Игги Поп. Вскройся в кровь

Устроенное Шугерменом престижное действо взбудоражило рок-н-ролльное сообщество Голливуда. “The Hollywood Street Revival and Trash Dance” 9 октября на сцене “Hollywood Palladium” было заявлено как «Смерть глиттер-рока»: ведущий Ким Фаули и прочие решили, что это должен быть современный ответ символической церемонии «Смерти хиппи» на Хейт-Эшбери в октябре 1967 года. В центре события находились New York Dolls – собирались выступить и «Кокетки», но их отменил, сочтя непристойными, комик Лоуренс Уэлк, – и Игги был полон решимости показать этим выскочкам, что такое настоящий рок. Увы, торопливая репетиция на Уандерленд-Авеню за день до концерта позволила лишь худо-бедно накидать несколько кавер-версий. Сыграли умело и напористо, но многие фанаты были разочарованы. Когда Манзарек, Уильямсон, Скотт Морган (бывший вокалист The Rationals, он тоже оказался в Лос-Анджелесе, и его пригласили на гармошку), Найджел Харрисон и барабанщик Гэри Мэллабер жгли рок-хиты – “Route 66”, “Subterranean Homesick Blues”, “Everybody Needs Somebody To Love”, – были высокие моменты (Игги пинком под зад отправил выскочившую на сцену девицу обратно в публику), и Манзарек был в восторге: они «дали оторваться»[18]. Но это выступление знаменовало скорее конец, чем начало. Манзарек заявил, что не может работать с Уильямсоном: «Он не оставлял звукового пространства, уровень громкости вывернут на 11, как у Spinal Tap», – а Джим сказал, что без Уильямсона он потеряет свою аудиторию. На что Манзарек, естественно, спросил: «Какую аудиторию?»

Перед концертом Игги был очень возбужден и энергичен. За несколько часов до выхода на сцену он обнаружил, что Скотт Морган не может добраться до своих гармошек, они заперты в его комнате в «Коронете». Пока все обсуждали, как взломать дверь, Игги забрался в соседний номер на третьем этаже, перебрался через вентиляционную шахту и вызволил инструменты. После концерта он в компании Энни Эппл, Фреда Смита и Джонни Сандерса отправился на прогулку по голливудским холмам, а на рассвете они вдвоем с Сандерсом соскочили, поймали такси и помчались к Сандерсу в отель “Hollywood Inn”, очевидно, торчать.

Для Дэнни Шугермена, который устроил сотрудничество Джима с Рэем Манзареком, прекращение этого сотрудничества было очередным примером того, как Игги умеет вырвать поражение из челюстей победы. Но на этом его идеи иссякли, тем более что попутно приходилось бороться с тем, как распадается его собственная жизнь под возрастающим натиском кваалюда и героина. Вскоре после концерта в “Palladium” на Уандерленд-авеню зазвонил телефон.

– Здравствуйте. Это доктор Цукер.

– Мне кажется, я не знаком с доктором Цукером.

– Знаю. Прошу прощения. Я работаю в Нейропсихиатрической клинике Лос-Анджелесского университета, я сегодня дежурю. Ко мне поступили два Иисуса Христа, один Наполеон Бонапарт и один альбинос, который считает себя Санта-Клаусом, а вот сейчас полиция привезла человека, который заявляет, что он Игги Поп, а вы его менеджер.

Далее в разговоре выяснилось, что Джим опять попал в полицию – по вызову кассира бургерной, где объевшийся кваалюда артист буянил и приставал к посетителям. В полиции его уже хорошо знали и забирали за переодевание в женское платье. На сей раз ему был предложен выбор: тюремная камера или психиатрическая палата. Игги был достаточно нормален, чтобы выбрать последнее, и когда Шугермен приехал в Нейропсихиатрический институт (NPI) на Вествуд-плаза завезти одежду и другие необходимые вещи, он почувствовал облегчение. Наконец-то можно было сгрузить ответственность за друга на кого-то, кто знал, что делает. Что касается Джима, который так долго бунтовал против властей и установленного порядка, сдаться и наконец повернуться лицом к проблемам собственной психики было освобождением. Не исключено, что он мог отказаться от помещения в психбольницу. Однако он ухватился за эту возможность.

Джиму Остербергу повезло: он оказался в одной из ведущих психиатрических клиник мира. Несколько следующих недель он провел в условиях строгого, но бодрящего режима. Простая комната четыре на восемь футов, деревянная койка, одна подушка, одна простыня и одно одеяло. Обстановка спартанская, больничная, удобства общие, в коридоре. По утрам Джим, как правило, рано вставал и отправлялся в общую комнату, где ему разрешалось слушать пластинки; его гимном в те дни был альбом Джеймса Брауна Sex Machine, и он крутил его постоянно. На завтрак овсяные хлопья, а потом – групповая терапия, психоанализ, прогулки в саду, баскетбол.