Иголка в стоге сена

…А мне пора… Христина, дети ждут меня… — на миг лицо казака осветилось тихой радостью, словно в последние мгновения жизни он видел тех, с кем ему вновь предстояло встретиться в чертогах вечности, — прощайте!..

Веки Тура дрогнули, и лицо приняло то скорбное и торжественное выражение, какое Дмитрию приходилось видеть на ликах великомучеников.

В глазах Газды стояли слезы. Не лучше чувствовал себя и Бутурлин. За то время, что они провели вместе, он успел полюбить сурового седоусого старца. Теперь, когда смерть унесла его, в душе у боярина было так же холодно и пусто, как в тот день, когда погибла его семья.

— Он умер за всех вас, — произнес, наконец, Газда, поднимая на Воеводу горящие, точно угли, глаза, — не смейте марать его память! Слышите, не смейте!

Жолнежи подавленно молчали. Мало кто из них верил в причастность казаков к освобождению пленного татя, но перечить Кшиштофу они не смели и, зная его вспыльчивый нрав, мысленно готовились к приказу зарубить дерзкого бунтаря.

Однако, Кшиштоф, к всеобщему удивлению, лишь отвернулся от Газды, пропустив его гневные слова мимо ушей.

— Воевода, Тура нужно отпеть и похоронить, — разорвал неловкое молчание Бутурлин.

— Хорони, если тебе нужно! — проворчал Самборский Владыка. — Только вот как ты его отпевать будешь? В сей глуши и католического ксендза не найти, не говоря уже о попе-схизмаике!

— Тогда дай мне хотя бы прочитать отходную молитву по православному обряду. Я некогда учился на священника, так что, канон знаю.

— Ты? На священника? — изумленно поднял брови Воевода. — Впрочем, я не удивлен. Так поднатаскать в риторике тебя могли лишь попы…

Дмитрий опустился на колени пред телом мертвого казака и стал читать отходную. Он молил Господа упокоить душу его раба Василия и дать ему встретиться с теми, о ком он тосковал долгие годы разлуки. Боярин знал, что, не будучи рукоположен в сан, не сможет отправлять службу, как должно, но уж лучше так, чем никак…

Он едва успел закончить молитву, как Воевода вспомнил о мертвом сыне Харальда.

— Эй, вы все! — крикнул он своим подчиненным. — Немедленно сыщите и приведите ко мне хромого. Хотелось бы узнать, что делал ночью в конюшне его сын, и почему он обут в сапоги польского жолнежа!

Глава 53

Харальд Магнуссен давно уже не испытывал такой тревоги, как этой ночью. Предчувствие беды не давало корчмарю сомкнуть глаз до рассвета, и когда он услышал шум во дворе, то понял: оно его не обмануло. Какие-то неведомые силы вклинились в замысел тевтонского Командора и помешали Волкичу уйти на свободу.

Для Харальда не имело значения, живым или мертвым возьмут татя польские стражники. В любом случае Воевода догадается, что пленнику помогли бежать, и подозрение в пособничестве падет, в первую очередь, на них с сыном.

Грядущее Олафа для Харальда было смыслом жизни, и, едва заслышав долетающий с улицы шум, он сразу же вспомнил о нем. Сына нужно было срочно найти, чтобы вместе с ним по заранее вырытому ходу бежать в лес.

При иных обстоятельствах Харальд не решился бы на побег зимой. Но теперь над ним и его наследником нависла опасность серьезнее зимней стужи, и она не оставляла бывшему пирату выбора.

Посему он поспешил к сыну со всей быстротой, на которую был способен при своем увечье. Но в доме он Олафа не нашел.

Каморка юноши пустовала, не было его и на чердаке, где он часто спал, зарывшись в сено.

Вначале Харальд решил, что Олаф, заслышав снаружи избы шум, выбежал на двор, но, увидев на полу его старые башмаки, понял, что ошибся. Каким бы сильным ни было любопытство Олафа, оно не заставило бы его выскочить на мороз босиком.

Нет, случилось что-то другое, что-то, чего Харальд не мог понять. Случайно его взгляд упал на неплотно прикрытую крышку сундука, где хранились новая одежда и обувь.

Отворив сундук, он увидел, что из него исчезли желтые сапоги, приобретенные по случаю у одного польского шляхтича. Неужели их взял Олаф? Но зачем? Думать над этим у Харальда не было времени. Судя по крикам с улицы, жолнежи искали его.

Стуча костылем о деревянные ступеньки, он спустился в трапезную, отпер ключом и распахнул створки люка, ведущего в подвал.

В глубине подвала начинался тайно вырытый ход, один конец которого вел к лесу, а другой, разветвляясь, — к леднику с мясными тушами и к конюшне. Задумав этот ход на случай спешного бегства, Харальд рыл его долго и упорно, как старый, матерый крот. Немало смекалки ему пришлось приложить, чтобы построить его втайне от слуг — доносчиков фон Велля.

Труднее всего было незаметно выносить из подвала выбранную землю, но бывший пират справился и с этой задачей, незаметно разбрасывая ее по пустотам своего обширного погреба.

Харальду повезло: едва он спустился в подземелье и задвинул за собой засов люка, над головой у него загрохотали сапоги жолнежей. Крышка, запиравшая вход в подземелье, плотно прилегала к окружающим доскам, так что стражники едва ли бы скоро догадались, куда исчез с постоялого двора его хозяин.