Игольное ушко

Он слышал, как открылась дверь, как вошел неизвестный и дверь снова закрылась. И только с этого момента он снова стал размышлять, а не подчиняться одному лишь инстинкту. Убийца оставил бы дверь открытой, чтобы облегчить себе бегство. А потом до него дошли те многочисленные причины, по которым никакой убийца не смог бы обнаружить его здесь. Но эта мысль не успокоила его окончательно – вся его система выживания строилась на том, что он всегда допускал вероятность опасности, пусть самую минимальную. Ветер на мгновение стих, он расслышал звук сдерживаемого дыхания рядом с кроватью, и теперь знал точно, где находился противник. Этого оказалось достаточно, чтобы начать действовать.

Он толкнул ее на кровать лицом вниз, держа острие стилета у самой шеи, а коленом плотно прижав спину, пока наконец не понял, что это женщина, а еще через долю секунды узнал ее. Тогда он ослабил захват, протянул руку и включил ночник на прикроватной тумбочке.

В смутном свете лампы ее лицо казалось необычайно бледным.

Фабер успел убрать оружие, прежде чем она заметила его, и отпустил ее.

– Прошу прощения, – сказал он. – Я просто…

Люси перевернулась на спину, глядя на него в совершеннейшем изумлении. Это оказалось чем-то абсолютно невероятным, но по странной причине такая его реакция лишь позабавила ее. Она начала тихо хихикать.

– Я просто подумал, что это грабитель, – завершил фразу Фабер, сам понимая, насколько нелепо его объяснение.

– И откуда же, позвольте поинтересоваться, мог здесь взяться грабитель? – Она уже не выглядела такой бледной, а, напротив, заметно раскраснелась.

На ней была очень просторная и старомодная ночная рубашка из фланели, закрывавшая ее от горла до лодыжек. Темные, с рыжеватым отливом волосы беспорядочно разметались по подушке, глаза казались сейчас огромными, губы увлажнились.

– Ты потрясающе красива, – едва слышно произнес Фабер.

Она закрыла глаза.

Фабер склонился и поцеловал ее в губы. Они сразу же открылись ему навстречу, когда она ответила на поцелуй. Кончиками пальцев он осторожно прикасался к ее плечам, шее, ушам. Она реагировала движениями тела под ним. Ему хотелось долгого поцелуя, чтобы распробовать ее губы до конца и продлить мгновения близости, но он понимал, что у нее нет времени на все эти нежности. Она сразу запустила руку в его пижамные брюки и сжала пальцы, чуть постанывая и начиная дышать все тяжелее.

Не переставая целовать ее, Фабер протянул руку и выключил свет. Потом поднялся и скинул пижамную рубашку. Молниеносным движением, чтобы у нее не возникло и намека на вопрос, чем он там занимается, сорвал с груди контейнер с пленкой, не обращая внимания на боль, которую причинил коже накрепко прилипший к ней пластырь. Контейнер он сунул под кровать. Точно так же достал из левого рукава и спрятал стилет.

Затем он задрал подол ее ночной рубашки до пояса.

– Быстрее, – повторяла она. – Быстрее!

И Фабер прижался к ней всем телом.

Когда он остановился, она не почувствовала ни малейших угрызений совести. Ею владели чувства удовлетворения, радости, полноты жизни. Она получила то, чего так долго ждала и желала. И теперь лежала неподвижно с закрытыми глазами, поглаживая его короткие волосы на затылке и наслаждаясь даже этим грубым покалыванием в своих ладонях.

Минуту спустя она сказала:

– Я, наверное, все делала слишком поспешно…

– Но ведь мы еще не закончили, – прервал ее он.

В темноте она наморщила лоб.

– Как, разве ты не?.. – Ей это показалось очень странным.

– Нет, да и ты тоже.

– Но ведь у меня все по-другому, – улыбнулась она.

Он включил свет и посмотрел на нее.

– А вот это мы сейчас проверим.