Игорь Грабарь. Жизнь и творчество

«Это не успех, а какой-то сон. Я купаюсь в каком-то море восторгов, которыми прожужжали мне уши. Все – художники, критики, коллекционеры кадят (буквально) и ухаживают. Одним словом, сначала было хорошо и приятно, а теперь стало даже гадко. Пора удирать…»[64]

Между тем, несмотря на широкое признание творчества Грабаря на выставке русского искусства в Париже, художник сетует, что много работает, но почти всегда недоволен достигнутыми результатами. Чувство неудовлетворенности характерно для большого мастера, всегда находящегося в процессе поиска художественной образности и средств выражения. Так, при работе над натюрмортом «Голубая скатерть» (1907) Грабарь ясно осознавал, что принятая им для изображения окружающей жизни живописная система дивизионизма неизменно влечет за собой и особую декоративную выразительность произведения, так как это две взаимосвязанные между собой стороны образного отражения жизни.

«От дивизионизма нелегко было отойти, и он связывал меня и в… “Голубой скатерти”, построенной на сочетании сиренево-голубых красок скатерти и золотистых яблок в корзине. Приступая к работе, я твердо решил не впадать в дивизионизм, но, сам того не замечая, отдал ему дань, чем был весьма огорчен»[65].

По образному выражению Грабаря, «махровый дивизионизм в самой натуре» диктовал ему и характер исполнения. В своих лучших удивительно гармоничных по образному строю картинах-натюрмортах этого времени «Неприбранный стол» (1907) и «Дельфиниумы» (1908) художник, мастерски решая задачу разложения сложного тона, вновь использует небольшие мазки чистой, не смешанной на палитре краски. Целый водоворот таких точечных красочных мазков, их контрастное сочетание, а также тонкие градации освещения, когда светлая краска кажется еще светлее и наоборот, делает изображение ярким, радостным, мажорным по звучанию. При приближении или отходе от холста создается удивительное ощущение пульсации живописной поверхности, что придает созданным образам невероятную реалистичность.

«Летом 1908 года мне снова удалось вырваться из архивной пыли в Дугино, и я с увлечением написал большой этюд “Дельфиниум” – букет крупных синих цветов на фоне берез дугинского кружка. Эту картину, трактованную опять в полуимпрессионистическом плане, я послал в Осенний салон… где она была повешена в шестигранном зале, на трех гранях которого были окна, а на трех противоположных висели картины. Дягилев говорил мне, что <…> “моя картина прорезала четвертое окно в комнате”»[66].