Игорь Грабарь. Жизнь и творчество

Творчески переработанные живописные системы импрессионизма и затем неоимпрессионизма «окрасили» картину мира Грабаря, сделав его полотна ярче, эмоциональнее. Художник воспринял новейшие разработки французских мастеров как истинно русский художник, с национальным, «основательным» взглядом на окружающую жизнь и природу. Этюдная непосредственность, «воздушность», характерная для пленэрной живописи, сочетается в его произведениях с ясной упорядоченной композицией, четким выразительным рисунком, более плотным, «материальным» красочным мазком. Пережитый эмоциональный подъем, вызванный живописью Винсента ван Гога, Поля Гогена и Поля Сезанна, наряду с другими художественными впечатлениями, а также неустанные поиски средств выражения привели его к разработке собственной живописной манеры, свободной от прямых заимствований и обогащенной новыми значительными достижениями не только в области цвета, но и композиции. А. А. Федоров-Давыдов в статье «О новом характере пейзажа после импрессионизма», рассуждая об истоках творчества Грабаря и его влиянии на творчество близких ему художников, писал: «Не случайно И. Грабарь стал родоначальником и наиболее крупным представителем дивизионизма в русской живописи, очень быстро придя к нему от ранних импрессионистических работ <…> расцвету творчества Грабаря предшествовали долгие годы учения и самых разнообразных опытов. Это, разумеется, не лишало искусство Грабаря ни национального характера, ни самостоятельности и оригинальности, но стимулировало его идти в своих поисках дальше импрессионизма, искать и разрабатывать новую систему живописи. <…> Попытка Грабаря в дивизионизме открыть объективные законы живописи завершается теорией тона как основы живописи у Крымова <…> природа обычно изображается в связи с жизнью людей. Если у Грабаря эта связь дается еще внешне, то у Мусатова, Кузнецова, Сарьяна люди и природа находятся в единстве “состояния” и в слитности, в которой выражается гармония бытия <…> камерность, лиризм и музыкальность творчества рассмотренных выше художников были своеобразным отстаиванием, утверждением человечности. <…> Вот почему их творчество смогло органически войти в сложный и многогранный поток создания нового искусства социалистического реализма и получить после революции новую жизнь и развитие»[67].

Созданное Грабарем в начале XX века жизнеутверждающее искусство стало своеобразным направляющим вектором, указавшим путь для дальнейшего развития русского неоимпрессионизма и его стилистического направления – дивизионизма.

Глава V Красота разлита вокруг нас

Зимой 1907 года Игорь Эммануилович Грабарь увлеченно работал над первым вариантом многотомной «Истории русского искусства». Постепенно созревали основные идеи будущего издания, определялись важнейшие звенья этого значительного обобщающего капитального труда, базирующегося на новых документальных источниках. В появлении и осуществлении столь грандиозного замысла большую роль сыграл Иосиф Николаевич Кнебель – меценат и создатель первого в России специализированного издательства по искусству, неоднократно отмеченного высшими наградами всероссийских и международных выставок книжного дела. Кнебель, пользовавшийся большим уважением и доверием писателей и подписчиков, с 1904 года стал основным издателем книг Грабаря. Художник отмечал, что Иосиф Николаевич был исключением в среде российских издателей, так как не преследовал только коммерческие интересы, а профессионально занимался популяризацией изобразительного искусства. В отличие от обычных периодических изданий или отдельных сборников, «История русского искусства» должна была быть, по замыслу Грабаря, целостной и органично связанной во всех своих разделах. Однако непредвиденное событие прервало интенсивную литературную и исследовательскую деятельность художника-ученого. 29 августа 1908 года на адлерскую дачу ночью забрались грабители и тяжело ранили спящего Игоря Эммануиловича. Только через сутки к нему вернулось сознание, и, если бы не его крепкое здоровье, все могло бы окончиться гораздо хуже[68]. Тем не менее даже в этом драматическом инциденте Грабарь находил свои позитивные стороны. Он вспоминал:

«Дни, следовавшие непосредственно за моим ранением и началом выздоровления, были лучшими в моей жизни. Со всех концов России и из-за границы я получал сочувственные и поздравительные письма. Люди, дувшиеся на меня за статьи в “Весах” или за неосторожно оброненные слова, забыв все, слали нежные письма»[69].