Игра без правил

Когда Михаил Павлович вошел в кабинет-зал, Лушин уже был там — перед ним стояла откупоренная бутылка коньяка, закуски. Лицо Александра Петровича лоснилось от пота, галстук он положил на свободный стул и расстегнул рубаху на груди. Приветственно помахав рукой Котеневу, он указал ему на кресло рядом:

— Садись. Я тут пока предаюсь чревоугодию. Выпьешь?

— Лишнее, — чуть поморщился Котенев, — по делу собрались, а не коньяк лакать. Попроси лучше кофе, я сегодня спал плохо.

— Грехи не дают? — хихикнул Лушин.

— Грехи, Саша, грехи, — усмехнулся Михаил Павлович. — Это ты у нас примерный, даже жене помогаешь по хозяйству. Не отпирайся, я вчера мимо твоего дома ехал, видел, как ты бельишко на балкончике старательно развешивал. Где Рафаил?

— Сейчас будет, — подцепляя вилкой розовый ломтик семги, меланхолично откликнулся Лушин. — Ты лучше скажи, чего еще приключилось?

— Расскажу, — мрачно пообещал Котенев, — для того и звал.

Помолчали. Михаил Павлович закурил и рассматривал ногти на руках, а Лушин усердно ел, тяжело ворочая челюстями.

— У меня это с детства, — с набитым ртом пояснил он, — как нервничаю, так обязательно жрать тянет и остановиться не могу. Ага, вот и Рафик.

Хомчик запер за собой дверь зала и поздоровался за руку сначала с Котеневым, а потом с Лушиным.

— Задерживаешься, Рафаил, — наливая ему в рюмку конь як, буркнул Александр Петрович.

— Нет, я не стану пить, — отказался Хомчик, — тороплюсь.

— Успеешь, дело важнее, — веско сказал Котенев. — Садись.

— Садись, Рафик, садись, Михаил разрешает. Раньше сядешь, раньше выйдешь, — снова захихикал Лушин. — Сейчас устроим собраньице…

— Мы вынуждены собраться по весьма неприятному поводу, — оборвал его Михаил Павлович.

— Ты прямо как городничий у Гоголя, — потирая руки, заметил Александр Петрович.

— Веселиться нечего, — глядя ему в глаза, ответил Котенев. — Ко мне вчера приходили с обыском.

Прикуривавший Лушин уронил горящую спичку на ковер и, багровея затылком, нагнулся за ней:

— А, чтоб тебя!..

Хомчик слегка вздрогнул и словно застыл. Его длинные, нервные пальцы, словно живущие сами по себе, начали теребить конец галстука, то сворачивая его в трубочку, то снова разворачивая.

Александр Петрович выпрямился, бросил спичку в пепельницу и, ожидая продолжения, напряженно посмотрел на Котенева. Чувствовалось, что ему не хватает воздуха и хочется расстегнуться до пупка или вообще рвануть рубаху на груди, не обращая внимания на разлетающиеся по сторонам пуговички.

— Что за дурацкие шутки? — тяжело отдуваясь, наконец смог выдавить из себя Лушин.

— Какие шутки, Саша? — Котенев скорбно опустил уголки губ. — Я вполне серьезно, разве такими вещами шутят? Что молчишь, Рафаил? Хоть бы поинтересовался, кто у меня был, что взяли.

Хомчик медленно повернул к Михаилу Павловичу бледное до синевы лицо и дернул плечом:

— Бог мой! Какое теперь имеет значение, кто был и что взяли? Какое, если они уже были! Собачья жизнь! — Он вдруг всхлипнул и ударил кулаком по столешнице, заставив тонко зазвенеть приборы. — Собирался с семьей на курорт, а тут вместо теплых краев светит поездка за казенный счет в солнечную Коми.

— Ты тоже хорош, — набычился Лушин, глядя на Рафаила. — Передаешь товарец, обрабатываешь втихаря камушки, детишек в английские школы пристраиваешь, а мы тут отдуваемся?

— Не греши, — встал Котенев. — Ты, как коммерческий директор, имеешь проценты со всего оборота и своего содрать никогда не упустишь.

— Господи, — раскачиваясь из стороны в сторону, горестно простонал Хомчик, схватившись руками за голову. — О чем вы?! В такой момент…

Михаил Павлович откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на подельников. Хомчик не боец, это давно ясно — жаден, хитер, изворотлив, но может спасовать в сложной ситуации, пойти на любые компромиссы, спасая себя и свои денежки.

Лушин? Бегемот, он и есть бегемот. Скорее даже помесь бегемота с носорогом — туповатым, агрессивным, готовым идти напролом, не считаясь с потерями. Деловая хватка у него есть, имеется опыт подпольной коммерции, лихо может договориться и втянуть в свои дела директора какого-нибудь государственного предприятия, за хорошую взятку заставив того списать, к примеру, дефицитные трубы, а на самом деле продать их за «живые» деньги. Потом Лушин поменяет трубы на джинсовую ткань, ткань на персональный компьютер, компьютер на кирпич и в итоге получит крайне необходимое их фирме, так и не приложив рук ни к трубам, ни к ткани, ни к кирпичу. Да что не приложив рук — он даже в глаза их не увидит при проведении манипуляций.

Все это хорошо, когда все хорошо, а вот как будет сейчас, когда случилась неприятность? Заглотивший их со всеми потрохами любезный Куров просто семечки. Хотя… Куров — это мысль!

— Что делать? — переспросил Котенев после паузы. — Наделаем в штаны и поедем домой стирать бельишко?