Когда мы вернулись в Вашингтон, я наконец получила приглашение на заседание КНП. В дождливый ноябрьский день я подъехала к невзрачному зданию в пригороде Вашингтона. Перед первой встречей я немного волновалась, но надеялась, что нам удастся достичь компромисса. Тут-то мне и рассказали, какие именно «вопросы» по поводу моей книги решались «на седьмом этаже». По словам председателя КНП, ЦРУ постановило ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Иными словами, ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Я вспомнила, как в октябре 2005 года, незадолго до того, как были выдвинуты обвинения против Скутера Либби, специальный прокурор Фицджеральд попросил разрешения включить в состав обвинительного акта следующую информацию: «В рассматриваемый период времени, с 1 января 2002 года по июль 2003 года, Валери Уилсон занимала должность сотрудника ЦРУ и имела секретный статус. До 14 июля 2003 года о ее работе в ЦРУ не было известно за пределами разведсообщества». Я поняла, что речь идет о ХХХХХХХХХХХХ, потому что в течение этого времени аппарат вице-президента осуществлял проверку данных отчета по закупкам урана Ираком в Нигере и только готовился выступить против нас. Тогда слова прокурора о ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ казались вполне справедливыми, потому что данные обстоятельства не имели отношения к делу Либби. А сейчас члены КНП настаивали на том, что ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ, и по непонятным причинам никак не хотели уступать. В сложившейся ситуации написание мемуаров ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ становилось нелегкой задачей.
Конечно, я тут же выразила недоумение и недовольство по поводу такого решения. Председатель и члены КНП, сидевшие напротив меня за конференц-столом, дружно закивали и заявили, что полностью согласны со мной и тоже считают решение безымянных представителей высшего руководства «нелепым» и «абсурдным». ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Все знали, что, если попробовать набрать в поисковой строке «Гугл» «Валери Уилсон» или «Валери Плейм», можно получить много тысяч интернет-ссылок. Я вовсе не собиралась выдавать секретную информацию и ставить под угрозу национальную безопасность; я просто хотела рассказать читателям историю своей жизни, а в ней ХХХ лет было посвящено государственной службе на благо нашей страны. Члены Комиссии лишь разводили руками и говорили, что от них ничего не зависит: все решают вышестоящие чины. Председатель сказал, что лично он не понимает, чем обусловлено такое решение. «Какую там секретную информацию они скрывают?» — задал он риторический вопрос. Видимо, чтобы хоть как-то сгладить последствия нанесенного удара, мне показали ХХХХ половину моей рукописи, в которой шла речь о ХХХХХХХХ, и сказали, что я могу передать этот фрагмент книги своему редактору. Я быстро просмотрела пачку листов и увидела на некоторых страницах вымаранные цензурой фрагменты. Меня поспешили заверить, что в целом в рукописи, точнее, в той ее части, которую мне собирались отдать, купюр не так уж много. В основном, как я и ожидала, были вычеркнуты отдельные слова и фразы, содержавшие, с точки зрения Комиссии, секретную информацию. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ. Например, практически повсеместно подверглись цензуре предложения вроде этого: «Я столкнулась с подобным впервые за свою ХХХХХХХХХ карьеру». Но даже этот ХХХХ фрагмент рукописи мне пока что не разрешили забрать, так как к нему полагалось приложить сопроводительное письмо КНП. А что до ХХХХ части книги, то ей до поры до времени предстояло остаться в КНП. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Стараясь сохранять спокойствие, я задала вопрос о перспективах дальнейшего взаимодействия. Как нам выйти из той сложной ситуации, в которой мы оказались? Члены КНП сообщили мне, что проблема ХХХХХХХ до сих пор активно обсуждается на «седьмом этаже». В порыве откровенности они даже поведали мне о принципиальных разногласиях, которые возникают по этому поводу среди руководства. В конце встречи мне смущенно пообещали, что «окончательное решение» будет принято «в ближайшем будущем». Я ушла, погруженная в раздумья по поводу дальнейшей судьбы своей книги.