Игра без правил. Как я была секретным агентом и как меня предал Белый дом

В середине октября я отпросилась с работы, чтобы вместе с Джо присутствовать на ланче, который устраивал Фонд Фертеля совместно с Институтом нации[35] для вручения вновь учрежденных ими премий имени Рона Риденаура. Джо стал первым лауреатом в номинации «За правду». Рон Риденаур был ветераном вьетнамской войны и в 1969 году в своих письмах президенту Никсону, в Конгресс и Пентагон описал резню во вьетнамской деревне Милай. Его упорство привлекло внимание корреспондента «Нью-Йорк таймс» Сеймура Херша, который дал этой истории широкую огласку. Риденаур впоследствии занимался журналистскими расследованиями, пока не умер весьма неожиданно в 1998 году. Хотя и я опасалась показываться на публике, мне, конечно, хотелось быть рядом с Джо на торжественном вручении награды. Устроители церемонии согласились не допускать на мероприятие прессу и фотографов, и этот ланч в итоге стал одним из самых ярких эмоциональных впечатлений в моей жизни. Зал был полон истинных патриотов Америки из разных общественных сфер, все они посвятили себя борьбе за правду и демократию — я смотрела на них как на героев. Мне вспомнилась известная цитата из Джорджа Оруэлла: «Во времена всеобщего обмана сказать правду — значит совершить революционный поступок». Я гордилась Джо и тем, за что он борется. Джо выступил с ответной речью. Он выразил свою признательность мне, рассказал о том, как нас лишили права на частную жизнь, и принес извинения за действия нашего правительства — и вдруг неожиданно замолчал, и глаза его повлажнели. Я никогда не видела его таким — Джо всегда был невозмутимым и собранным оратором, но в этот момент он явно боролся с собой. Связь между нами — начиная с того мгновения, как мы увидели друг друга на приеме семь лет назад, и до нынешнего момента, когда мы столько всего вместе пережили, — никогда еще не была столь сильна. Увидев слезы на его глазах, я чувствовала, что мои собственные глаза тоже увлажнились. «Боже милостивый! — подумала я. — Мы оба сейчас не выдержим». К счастью, мы сохранили самообладание, но это была незабываемая минута в нашей жизни.

В начале октября 2003 года Комитет по разведке Сената США (КР) объявил о том, что он проведет слушания по вопросу об утечке информации и предвоенным разведданным по Ираку. КР является очень влиятельным следственным органом. Основанный в 1975 году по следам Уотергейтского скандала, он имеет полномочия по контролю над всем разведывательным сообществом США. Комитет проводил опросы и готовил публичный доклад, который, как надеялись мы с Джо, по меньшей мере поведает о том, как тенденциозно администрация президента отбирала разведданные, чтобы оправдать войну в Ираке. Я также надеялась, что в докладе будет показано, что решение начать войну было преждевременным, — разведывательное сообщество попросту не располагало достоверными данными от своих постоянных и надежных источников, чтобы трезво оценить самоуверенную риторику Белого дома и его сторонников.

В один прекрасный осенний день, ясный и слегка морозный, я вместо любимой прогулки вдоль живописного канала «Чесапик и Огайо», который узкой полосой вьется вдоль реки Потомак, от Джорджтауна до холмов Западного Мэриленда, оказалась в скучном здании Сената на Капитолийском холме, ожидая начала заседания Комитета. Несколькими днями ранее юристы ЦРУ вызвали меня и сообщили, что представители КР хотят, чтобы я рассказала на заседании об «нигерском эпизоде». Мне сказали, что меня будет сопровождать адвокат ЦРУ, но дали ясно понять, что он будет защищать интересы ЦРУ, а не мои. Я последний раз посмотрелась в маленькое зеркальце косметички, сунула его обратно в сумочку, расправила плечи и вошла в маленький зал для слушаний, стараясь излучать уверенность. Несмотря на некоторое беспокойство, мне не было страшно. Я знала, что ни я, ни Джо не совершили ничего дурного, и я просто расскажу всю правду, как рассказала ее агентам ФБР.

Войдя в зал, я несколько удивилась отсутствию там сенаторов. В зал прошли четверо довольно молодых сотрудников аппарата Сената, два демократа и два республиканца, выглядевшие, как будто только что сошли со страниц каталога одежды «Джей Кру», но они не пожелали ни обменяться рукопожатием со мной, ни даже представиться. Лишь кивнули в мою сторону, и я приняла это за приветствие и приглашение сесть. Сами они разместились за огромным столом в форме подковы. Юрист ЦРУ, который за всю дорогу сюда из штаб-квартиры обменялся со мной буквально пятью словами: «Хороший денек, не правда ли?» — занял место рядом со мной и достал блокнот и ручку. Его задачей, как я полагала, было прервать слушания в случае, если они выйдут за рамки того, что было оговорено заранее, и вторгнутся в сферу секретной информации. «Постарайтесь как можно точнее отвечать на их вопросы», — пробормотал он. Я глубоко вздохнула, когда слушания начались фразой: «Пожалуйста, назовите ваше имя и должность в ЦРУ».