Игра без правил. Как я была секретным агентом и как меня предал Белый дом

Посреди этого круговорота событий с фотографиями, работой, детьми и неистовством прессы небольшое, но уважаемое издательство «Кэрролл и Граф» (Carroll & Graf) предложило Джо контракт на написание книги. Он согласился, обрадовавшись возможности рассказать историю про Нигер и Ирак и написать о своей дипломатической карьере, о войне и мире в Африке и на Ближнем Востоке. Наш сосед порекомендовал свою родственницу Одри Вулф в качестве литературного агента для Джо, и она сразу же высказалась относительно того, что при том публичном внимании, которое привлекла утечка данных обо мне, Джо может претендовать на гораздо более внушительный гонорар, нежели десять тысяч долларов, относительно которых уже была достигнута неформальная договоренность с издательством «Кэрролл и Граф», в случае если он даст разрешение устроить издательский аукцион. Джо отклонил ее предложение, поскольку не хотел нарушать свое джентльменское соглашение с издателем Филипом Тернером.

Как ему вообще это свойственно, Джо сразу же с головой окунулся в свой новый проект. В свободное от поездок и интервью время он каждое утро вставал в 4.30 и, прежде чем уйти на работу, несколько часов сидел, склонившись над компьютерной клавиатурой. Когда мы поехали навестить моих родителей в Пенсильвании на День благодарения, он захватил с собой ноутбук и продолжил писать, оторвавшись разве что на ужин с индейкой. Неудивительно, что его дисциплинированность была вознаграждена, и рукопись была передана издателю спустя четыре месяца. Все это время мы жили в одном доме, но в параллельных мирах. Я была занята на работе, разбиралась с детьми и пыталась свыкнуться со своим новым, открытым статусом в ЦРУ. Джо писал свою книгу, отвечая на постоянные просьбы средств массовой информации относительно интервью, а также путешествуя по стране с выступлениями перед студентами и представителями самых разных общественных организаций. Иногда казалось, что мы общаемся друг с другом только посредством цветных наклеек на холодильнике или текстовых сообщений по мобильному телефону. Когда книга Джо была в целом закончена, график его поездок стал еще более насыщенным, и я часто чувствовала себя как работающая мать-одиночка, чья жизнь пошла по неправильной колее.

Когда в 1998 году я вышла замуж за Джо, я с радостью взяла его фамилию. Не то чтобы это было актом в духе постфеминизма и возврата к традициям, а просто я практически рассудила, что Уилсон звучит и пишется гораздо легче. Больше мне не придется во время телефонных разговоров по буквам произносить свою фамилию: «П-Л-Е-Й-М». Хотя, конечно, порой мне было грустно. В тот год я несколько раз пыталась исследовать наше генеалогическое древо, поскольку мы с братом выросли, не зная вообще ничего о родственниках по линии отца. Мой отец понятия не имел, жив ли кто-то из его семьи, и при этом проявлял полное отсутствие интереса к попыткам найти кого-либо из родственников, если я или брат спрашивали его об этом. Я выяснила, что во всей стране единственные два человека носили фамилию Плейм: мой отец и мой брат.

Мой прадед Сэмюэл Пламевоцкий эмигрировал в Чикаго в 1892 году, покинув еврейскую деревушку на Украине. Семейное предание гласит, что он был раввином и уехал вместе со своим старшим сыном, чтобы спасти того от призыва в царскую армию, а также спастись от частых и жестоких погромов. Результатом моих периодических походов в пыльный зал микрофильмов Национального архива в Вашингтоне и в архив городского совета Чикаго стали найденные мной два весьма ценных документа. Первый, датированный 1892 годом и, очевидно, возникший вскоре после приезда Сэмюэла на американский берег, — заявление Сэмюэла о принятии американского гражданства. Вместо подписи — крестик. На втором документе — о предоставлении ему американского гражданства спустя десять лет, в 1902 году, — в строке «подпись» уже старательно выведено: «Сэмюэл Плейм». Его сын, мой дедушка Сэмюэл Плейм-младший, прибыл в Чикаго со всей остальной семьей в 1894 году. В 1917 году он познакомился и вскоре по любви женился на моей бабушке. К несчастью для них обоих, моя бабушка была совсем не еврейкой, а происходила из суровой семьи американских первопоселенцев, находившейся в родстве с Эндрю Джэксоном,[36] и семья Плеймов сразу же объявила шиву — траур по Сэмюэлу, шокированная тем, что сын раввина осмелился жениться на шиксе, и навсегда от него отвернулась. Их единственный ребенок, мой отец Сэмюэл Плейм III, родился в 1920 году и не знал никого из родственников по отцовской линии. Моим религиозным воспитанием и образованием занималась исключительно моя мать, которая была протестанткой. Это белое пятно в прошлом моей семьи в итоге и вызвало мой интерес к генеалогии по линии отца.