Игра души

– Когда он его купил?

– Отец посмотрел документальный фильм про летающие тарелки и вбил себе в голову, что найдет одну из них. Зная, какой он упрямый, он ее обязательно найдет.

– Я уже говорила, что я вас люблю?

– Тебе не нужно это говорить, дочка, мы это и так знаем, – ответила она так тепло, что я почувствовала ее объятия.

– Знаю, мама.

В горле у меня встал ком. Я с трудом произнесла эти слова. Мне хотелось плакать. Я не понимала, почему чувствовала себя настолько живой, слыша теплоту ее голоса, и настолько мертвой, когда она клала трубку. Моя мать умела говорить ни о чем и заставлять любить жизнь, но вся эта любовь просачивалась сквозь дыры в моей душе.

– Знаешь что? – продолжила я. – Я по тебе скучаю. Я уже привыкла к тому, что ты рядом, в больнице или дома.

– Мы могли бы организовать что-нибудь только для нас вдвоем, пока твой отец в прямом смысле ищет марсиан.

Я засмеялась. Я любила ее чувство юмора, которое мне не удалось унаследовать от нее. Или я его забыла.

– Отличная идея, мам.

Вдруг раздались три сухих удара в дверь.

– Мам, мне пора идти, хорошо?

– Пришли твои друзья?

– Да. Я тебя люблю.

– А я тебя, дочка. Если тебе что-нибудь нужно, сразу звони. Я всегда с тобой, солнышко.

– Я знаю.

Я положила трубку и с ужасом посмотрела на дверь. Раздались те же три удара, и несколько секунд я размышляла, что делать. В просвете под дверью двигались тени. Пришел час, когда я должна встретиться лицом к лицу с последним испытанием этой проклятой игры и раскрыть правду. Не сомневаясь более ни секунды, уверенная, что сейчас все закончится, я открыла дверь.

Глава 41

Нью-Йорк

25 апреля 2011

За несколько часов

Джим Шмоер

Маленькая ложь – это первая ступень на пути вниз, в то место, где нет света.

Услышав вопрос профессора, мистер Роджерс на несколько секунд задумался. Наконец он изобразил на своем лице улыбку. Нельзя сказать, что обдумывание ответа заняло у него много времени, но Джиму не понравилась эта реакция, равнодушная и в то же время наполненная смысла.

– Да. У меня есть подвал, – ответил мистер Роджерс более дружелюбным тоном, чем тот, которым он говорил до сих пор. – А почему вы спрашиваете?

– Деревянный домик. Глядя на него, я подумал, сколько у вас тут места. Это очень большой дом для вас, вашего сына и… Вашей мамы? Том сказал, что бабушка живет с вами.

– Моя старушка. Она уже несколько лет живет здесь. У нее… старческая деменция. До этого она жила в доме престарелых, но нам пришлось ее забрать. Я неплохо зарабатываю ремонтными работами в этом районе, но не настолько, чтобы поддерживать дом и платить за ее проживание там.

– И ваш сын заботится о ней.

– И что в этом плохого? Вы так говорите, будто это плохо, когда семья вместе.

– Нет, нет… Вы меня неправильно поняли. Просто я думал, что… он сосредоточен на учебе. Я знаю, как трудно поступить в университет. Полагаю, он прикладывает немало усилий, чтобы…

– Мы уже все решили. Дом заложен, и он получил образовательный кредит. К чему эти вопросы?! – возмутился Роджерс, уже явно рассерженный. – Знаете, я пытался быть с вами… дружелюбным, но с каждым вопросом вы заходите все дальше и дальше. Что вы себе придумали? Что это мы сделали что-то с бедной девочкой? В тот день она сюда так и не пришла. Том ждал ее весь день и… Это его убило. Он любил ее. Вас здесь не было, не вы обнимали моего сына, пока он рыдал из-за того, что девушка, которую он любил, ушла. Я сожалею о том, что с ней произошло, но… Не думайте, что вы можете заявиться сюда и ставить под сомнения наши слова, строя из себя героя лишь потому, что… Что? Я знаю, что этот дом не по нашим средствам, и не вы первый приходите сюда и расспрашиваете про него с такими мыслями в голове. Кто вы такой? Вас отправила миссис Эванс в надежде, что вам удастся убедить меня продать дом? Вы тоже получите от него комиссию? Кто вас послал?

Эти слова совершенно сбили Джима с толку. Возможно, Роджерс прав, и он задавал слишком острые вопросы.

– Прошу… Прощения, мистер Роджерс. Меня никто не посылал. Я работаю один и… – Профессор пожалел об этих словах и оборвал фразу. – Я правда не хотел… доставить вам неудобства. Это моя профессия, а от нее так просто не отвяжешься. Я… Прошу меня извинить.

Мистер Роджерс несколько секунд с интересом смотрел на него, затем щелкнул языком и сказал:

– Не беспокойтесь. Все нормально. Я понимаю. Я устал от истории с Джиной. Мы уже выстрадали все это, понимаете? И пытаемся оставить позади.

– Я понимаю. Простите меня. Я был груб и позволил профессии взять над собой вверх, не думая о том, что… вам тоже было нелегко.

– Ничего. – Роджерс подошел к Джиму и пару раз похлопал его по спине.

Джим удивился силе этих ударов. От многолетней работы с деревом пальцы мистера Роджерса стали толстыми и жесткими, ладони огрубели. Джим натянуто улыбнулся и в последний раз окинул взглядом мастерскую перед тем, как повернуться и уйти.