Игра Герцога

В мире мёртвых не стихла, а ещё крепче вспыхнула вражда, и обер-офицер Корф, забыв, для чего и кем он был послан в тоннель, вновь был на поле своей вечной брани с турками. И когда ятаган вонзился в грудь его, он упал на колени, и, подняв два пальца над головой в белой перчатке, упал обезображенным лицом вниз. Долго не стихал металлический лязг, но постепенно гомон удалялся от расщелины — турок теснили. Не дожидаясь, чем окончится схватка, Алисафья и братья бросились в ту сторону, где, как уверял Антон Силунович, была «голова» крота, а значит — выход из шахты. Вскоре перед ними и правда показались едва различимые в свете догорающих по стенам факелов ведущие наверх ступеньки. Поднявшись по ним, они уткнулись в массивную дверь с изображением золотого землишника. Оно пульсировало во мраке, наливаясь жёлтым светом.

Еремей Силуанович надавил, но дверь не поддавалась. Он изо всех сил предпринял новую и новую попытки, но всё было тщетно!

— Нет! — выкрикнула Алисафья.

Обернувшись на её голос, лихоозёрский барин увидел свысока, как, заполонив, словно единый длинный червь, собой весь тоннель, к ступеням наползает, протягивая костлявые пальцы и клинки, воющая и кричащая разноликая армия мёртвых.

Глава 24 Здравствуй, Есия!

Пётр склонился над любимым конём. И, прежде чем его объяла тьма, вспомнились ему слова, сказанные странным охотником, произнесённые у храма в Лихоозёске:

«Какой всё же славный конь! Как по сугробам идёт, словно зверь какой! Я уж думал, перевелись такие, только ж встарь и были. Береги его, а пуще того сам берегись! Если кто такой же с виду странноватый, вроде меня, да при деньгах появится тут и предложит что, откажись наотрез, мой тебе совет!.. А то не сносить тебе головы!»

Конь открыл пасть, но вместо белых зубов увидел Пётр в последний миг бездонную пучину. Так и не понял, что же произошло. А когда Гвилум накинул на него чёрный длинный плащ, безголовый возница обошёл коня и занял место своё.

— Да, именно такой и нужен был нам! — Гвилум смерил взглядом коня, который, откусив голову бывшему хозяину, покорно ждал, когда ворон последним займёт место.

И, когда закрылась дверь, экипаж тронулся в сторону от города — к Серебряным Ключам.

Есия поглаживала волосы матери, когда та внезапно открыла глаза, посмотрела и улыбнулась так, что тёмную избу наполнил свет:

— Всё хорошо, доченька! — Ульяна поднялась на локтях. — Как морок какой на меня напал!

— Маменька! Сестрички! Маменьке нашей полегчало!

Фёкла и Дуняша подошли к ложу. Старшая отвлеклась от наряда, который только и занимал все её мысли, а средняя всё также посасывала леденец — за время, пока Есия билась, мысленно отгоняя косматую смерть, та «уговорила» почти весь привезённый отцом гостинец:

— А что я говорила? — причмокивая, равнодушно сказала Дуняша, и Фёкла кивнула той, смерив младшую надменно-презрительным взглядом. — Просто утомилась маманя наша, испереживалась дюже. Вот сон её и сморил.

— А ты и поспать ей толком не дала! — наседала старшая. — И чего ныла, чего ревела-то, дура!

— Как есть дура! — поддакнула Фёкла, и сёстры разошлись по своим углам.

— Я воды сейчас свеженькой принесу, маменька! — Есия, казалось, и не обратила внимания на язвительные насмешки. — Сейчас травок тебе заварю, на поправку пойдёшь!

— Да зачем, милая, мне и так хорошо! Очень хорошо мне, не волнуйся, доченька. Только где отец?

Девочка опустила глаза, ничего не ответив. Схватив ведро, она выбежала во двор. И сердце ёкнуло. Что-то потянуло выйти за калитку. Открыв её, она увидела, что в молочной рассветной дымке перед их домом стоит, поблёскивая, страшная чёрная повозка. И коня, запряжённого в ней, признала она, да только лучше бы и не смотреть на него вовсе — чужим замогильным холодом тянуло от Уголька…

Дверь экипажа распахнулась, и, медленно ступая по примятой в снегу тропе, к Есии направился высокий чёрный господин.

— Здравствуй, Есия! Я ждал этой встречи!

Та не ответила, глядя на незнакомца снизу вверх.

Чёрный герцог сунул ладонь за пазуху, и протянул увесистый похрустывающий мешочек:

— Это тебе, и родным твоим! Здесь — золотые монеты царские! Я обещал отцу твоему, что всё у вас отныне пойдёт ладно. А матери твоей, как я и знал заранее, уже помогли и без меня…

Но девочка только отстранила белокурую голову и отвела глаза.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива. Возьми же! — настаивал герцог.

Но она лишь отступила ещё на шаг к калитке, у которой показались дрожащие ушки Вазилы. Тот робко взглянул на повозку, увидел Уголька, и сам потемнел, сделавшись пепельно-чёрным от тоски.

— Проси меня, о чём только захочешь, Есия!

— Вы знаете моё имя?

— Мне всё известно, милая девочка. И всё подвластно.

— Тогда! Тогда! — она робко посмотрела в сторону экипажа, и будто что-то поняла. Безголовый всадник сидел безучастно, держа поводья приспущенными. — Тогда верните мне моего тятьку!

— Всё подвластно мне, но не это! Твой отец сам сделал выбор, он подписал договор, и отныне он — в моей свите. Поверь, твоему отцу будет хорошо со мной!

— Но он нужен… нам! Нужен… мне!

— Понимаю! Но — нет.