Игра королев. Женщины, которые изменили историю Европы

Наверное, будет уместно сказать, что Елизавета Тюдор знала: идея сестринства королев тоже умерла в этот день. Могло ли все пойти по-другому, если оглянуться в самое начало? Могла ли Елизавета на самом деле наставить Марию Стюарт? Скорее всего, нет: на пути к этому стояли различия в вероисповедании, со всеми их последствиями для права на английский престол. Было бы чрезмерным упрощением сказать, что религия положила конец реальной возможности сестринских отношений между могущественными женщинами Европы. В конце концов, существовало немало влиятельных женщин в пределах католической Европы, которые могли бы продолжать играть в эту игру. Однако, по всей видимости, такое нежное растение могло цвести только в очень благоприятных условиях. А к концу XVI столетия климат стал ухудшаться.

Эпилог

Что касается меня, то я всегда не столько соблазнялась славным титулом короля или королевской властью королевы, сколько радовалась тому, что Господь сделал меня Его инструментом… Никогда на моем месте не будет королевы, которая бы больше старалась для страны, заботилась о подданных и с большей готовностью рисковала бы своей жизнью ради вашего блага и безопасности, чем я.

Елизавета Тюдор

«Золотая речь» (30 ноября 1601 года)

Для Елизаветы Тюдор 18 месяцев после смерти Марии Стюарт представляли собой своего рода новый переломный момент. Возможно, разгром Непобедимой армады летом 1588 года в большей степени обусловили удача и скверная погода, чем умелое командование, и сама кампания стала тем, чего королева всегда боялась, – военным кризисом, в котором она как женщина не могла взять на себя непосредственное управление. Тем не менее речь королевы, которую она произнесла перед своими войсками в Тилбури, когда корабли Непобедимой армады находились в Ла-Манше, а сын Маргариты Пармской планировал вторжение из Нидерландов, стала самой знаменитой в ее карьере.

Я знаю, что имею тело всего лишь слабой беспомощной женщины, но у меня сердце и характер короля, к тому же короля Англии – и меня не пугает, что Парма или любой другой монарх Европы может осмелиться нарушить границы моего королевства. Я не позволю никакому бесчестью пасть на свою голову, я возьму в руки оружие и сама стану вашим генералом…

Как нередко и раньше, она играла на своей женской слабости, превращая ее в силу. В тексте под картиной того времени в Норфолкской церкви есть парафраз слов Елизаветы, в котором вопрос трактуется более энергично: «Враг может атаковать мой пол, поскольку я женщина, значит, я тоже могу осуждать их характер, потому что они всего лишь мужчины».

Она взяла за правило обгонять своих фрейлин и скакать среди солдат только с теми, кто нес перед ней державный меч: «иногда как Женщина, а иной раз с хладнокровием и аллюром Солдата», как сформулировал Кэмден два десятилетия спустя. Лестер, в дни перед приездом Елизаветы в Тилбури, говорил ей, что персона королевы «в этом мире самое священное и тонкое создание, о котором нужно заботиться, человек должен трепетать, когда думает о вас». Она одновременно взывала к отваге своих подданных и убеждала их в собственной силе. Пусть произошел большой провал в деле установления мира, к чему так часто стремились она и ее сестры-королевы, но она смогла принять образ воина, за который особенно ценили правителей мужского пола[84].

Тем не менее последние годы 1580-х ознаменовали для королевы Елизавета I начало «второго правления», которое стало куда менее успешным, чем предыдущее. В более широком масштабе в 1570-е и 1580-е годы по всей Северной Европе шло эпическое сражение между католиками и протестантами; оно раскалывало Францию, угрожало Англии, укрепляло Испанию в стремлении выступить в защиту католицизма и простереть свои длинные щупальца за моря.