Игра любви и случая

Г-н Оргон. Что это, Сильвия? Ты от нас отворачиваешься. Ты смущена.

Сильвия. Смущена? А чего мне смущаться, батюшка? Я, слава Богу, такая, как всегда. Вам просто показалось.

Марио. Тут что-то кроется, сестрица! Что-то кроется!

Сильвия. Это у тебя в голове что-то кроется, братец. Ты меня просто удивляешь.

Г-н Оргон. Значит, этот малый внушил тебе неприязнь к его господину?

Сильвия. Кто? Слуга Доранта?

Г-н Оргон. Влюбленный Бургиньон.

Сильвия. Первый раз слышу, что Бургиньон влюблен. А о своем господине он мне ни слова не говорил.

Г-н Оргон. И все же я уверен, что это Бургиньон настраивает тебя против Доранта, и вот об этом-то я и собирался с тобой потолковать.

Сильвия. Об этом не стоит и толковать, батюшка. Никто, кроме самого Доранта, не внушает мне отвращения, которое я к нему питаю; оно вполне естественно.

Марио. Чересчур сильное отвращение не может быть естественным, Сильвия, – кто-нибудь его раздувает.

Сильвия (резко). С каким таинственным видом ты это говоришь, брат! Кто ж это раздувает? Ну, скажи!

Марио. Что с тобой? Что это ты так вспылила?

Сильвия. Да мне уже опротивела моя роль, и я бы давно скинула с себя маскарадный наряд, если б только не боялась, что батюшка разгневается.

Г-н Оргон. Даже и не думай, дочка! Я как раз хотел предупредить тебя, чтобы ты этого не делала. Если я снизошел к твоей просьбе и согласился на переодевание, так благоволи и ты повременить с суждением о Доранте и сначала поверь, так ли уж обоснована неприязнь, которую тебе к нему внушили.

Сильвия. Вы что же, не слушаете меня, батюшка? Ведь я только что сказала: никто мне не внушал к нему отвращения.

Марио. Как? Неужели тот болтун, что сейчас отсюда вышел, хотя бы слегка не оговорил Доранта?

Сильвия (запальчиво). Мне просто обидно это слышать! Оговорил! Оговорил! Что за странное выражение! Чего, чего я только не наслушалась: и вид-то у меня растерянный, и что-то тут кроется, и, оказывается, влюбленный в меня Бургиньон наговорил мне на своего господина! Воля ваша, но я ничего не понимаю.

Марио. Уж если кто и ведет себя странно, так это ты. На: кого ты сердишься? Что ты так насторожилась? В чем ты нас подозреваешь?

Сильвия. Продолжай, продолжай, брат! Уж, видно, сегодня такой день: каждое твое слово задевает меня за живое. Какие такие у меня подозрения? Что тебе померещилось?

Г-н Оргон. Однако ты так взволнована, что я тебя просто не узнаю. Должно быть, потому-то Лизетта и обратилась к нам. Она винит Бургиньона в том, что он не сказал тебе ничего хорошего о своем господине, «а барышня, – говорит, – взяла лакея под свою защиту и так при этом гневалась, что я просто обомлела». За это «обомлела» мы ее побранили, да ведь слуги не выбирают выражений.

Сильвия. Ах, дерзкая! Вот противная девчонка! Не отрицаю, я рассердилась, но только из чувства справедливости.

Марио. В этом нет ничего дурного.

Сильвия. Чего же проще. Только потому, что я справедлива, что я хочу, чтобы никого не обижали, что я против того, чтобы чернили слугу в глазах его господина, – только поэтому Лизетта говорит, будто я сержусь, будто я из себя выхожу, так что она даже «обомлела»! И эта дрянная девчонка еще смеет рассуждать! Поневоле будешь сердиться, закрывать ей рот, искать союзников – ведь она же говорит немыслимые вещи. Искать союзников! Значит, я нуждаюсь в защите, в оправдании? Значит, можно дурно истолковать мои поступки? А, собственно, какие поступки? Что мне ставят в упрек? Объясните, пожалуйста! Это дело нешуточное. Или надо мною смеются? Дразнят меня? Ума не приложу.

Г-н Оргон. Спокойнее, спокойнее!

Сильвия. Нет, батюшка, я не могу быть спокойной. Я, видите ли, гневалась, служанка обомлела… Объяснитесь откровенно! Что вы хотите сказать? Слугу обвиняют несправедливо. Все вы заблуждаетесь, а Лизетта – сумасбродка. Он ни в чем не повинен – это совершенно ясно. Зачем же опять начинать этот разговор? Я оскорблена до глубины души.

Г-н Оргон. Ты сдерживаешься, дочь моя, а не прочь бы со мной поссориться. Не лучше ли решить вопрос так: на подозрении у нас слуга, он один, так пусть же Дорант выгонит его.

Сильвия. Злосчастное переодевание! Пусть Лизетта не показывается мне на глаза! Она мне еще ненавистней Доранта.

Г-н Оргон. С Лизеттой поступай как знаешь. Но ты должна быть довольна, что этот малый уберется отсюда. Он в тебя влюблен, и тебя это, конечно, раздражает.

Сильвия. Я на это не жалуюсь. Он принимает меня за горничную и ведет себя со мной соответствующим образом. Но он не говорит всего, что хотел бы сказать, потому что я держу его на расстоянии.

Марио. Не так-то уж надежно ты его держишь.

Г-н Оргон. Мы собственными глазами видели, как он стоял перед тобой на коленях, хоть ты этому и противилась. Но чтобы он встал, тебе, наверно, пришлось сказать, будто он тебе не противен.

Сильвия (в сторону). Мне душно!

Марио. А когда он спросил, полюбишь ли ты его, тебе и это пришлось ему посулить. А то он и сейчас еще стоял бы на коленях.

Сильвия. Что и говорить, тонкое замечание, братец! Но поведение его мне не понравилось, и слушать о нем мне неприятное. Шутки в сторону: когда же кончится эта комедия, когда вы перестанете надо мной потешаться?

Г-н Оргон. Я требую от тебя только одного, дочка: не отвергай Доранта, как следует не разобравшись в нем. Повремени еще! Ты сама потом будешь мне благодарна за отсрочку, о которой я тебя прошу. Ручаюсь!

Марио. Ты выйдешь за Доранта, и притом по любви – помяни мое слово… А вы, батюшка, простите слугу!

Сильвия. Как простить? Я требую, чтобы его удалили.

Г-н Оргон. Это дело его господина. (Марио.)  Пойдем.

Марио. Прощай, сестрица. Смотри же, не сердись!