Игра Льора

– Да, Софья. Я не такой всесильный, каким хотел бы тебе казаться. Да, иссякни мои самоцветы! – выругался Раджед, встряхивая гривой, восстанавливая застежки и переводя тему разговора: – Сарнибу перехватил тебя буквально параллельно. И я ему благодарен теперь. Признаю.

– Но все же… – прошептала Софья, все еще непроизвольно сжимая край лацкана камзола. – Вы бы не пострадали, если бы не увлекли меня в этот мир, если бы не похитили Риту.

Раджед вздохнул, не смея взглянуть в глаза. Они застыли изваянием печали, пристыженности, остатков неприязни, глупых сожалений об ошибочных суждениях.

– Риту… Признаю, я был неправ, – сдавленно отзывался льор, но экзальтированно воззрился на собеседницу: – София! Я впервые признаю свою неправоту! И все это ради тебя! Если ты не останешься сама, то оставь мне на память хотя бы… прощальный поцелуй.

Софья вздрогнула всем телом, отступая, точно человек вновь обращался в дикого зверя. Или… или это играло ее отвращение перед своим телом? Перед этой бренной тяжелой оболочкой? Нет-нет, ее не следует брать в расчет, даже если бросило в жар. Лишь от возмущения, не более!

«Прощальный поцелуй», «прощальный»… Как весны перед наступлением вечной зимы, как отблеск рассвета в стране вечных сумерек. Сердце сжималось незнакомой болью. Но если прощальный, значит, ее отпускали? Хотелось бы вновь поверить в него, в этого невыносимого чародея! Вновь поверить, что не умерло благородство в мире разочарованных.

Раджед стоял посреди коридора, потерянный и невыразимо одинокий, словно проиграл, а не вышел победителем в битве с сильнейшими чародеями. Он почти в отчаянии смотрел на Софью, забывая обо всех масках. А что же она? Она боялась, но одновременно не желала показаться бессердечной. В память навечно врезались его раны, отчеканились образом, что обещал повториться в кошмарах. Вот она – борьба, вот она – война. Чародеев ли… людей ли. Шрамы уж очень похожи.

Софья долго глядела на Раджеда, созерцала свое отражение, но уже не в зеркалах, а в теплых безнадежных глазах. Воздух покинул мехи легких, как перед прыжком в бездну. Софья подалась вперед и торопливо клюнула Раджеда в щеку возле тонких губ, точно обожгла. Их обоих… Ее окутал запах пряностей, она почувствовала вкус его тонких губ. Как странно – никакого отвращения. Все слишком странно!

– Этого достаточно? – растерянно отскочила она, как испуганный зверек, что прячется в нору; как жемчужина, что захлопывает перед бурей створки раковины. Раджед застыл как в бреду, рассматривая Софью, качая головой:

– Ты – палач. Мучаешь меня больше, чем Нармо и Илэни.

Его фразы резали камни. Казалось, изойдут росой булыжники, не выдержав соленой горечи, что пропитала каждое слово.

– Простите… я не могу, – всхлипнула Софья, взмолившись: – Отпустите!

Она сжималась беспомощным комочком, ощущая на себе как будто клеймо. Ей казалось, что уже никогда и ничего не станет прежним, точно волна прошла сквозь нее, опрокинула и закружила, стирая былой образ спокойствия и отрешенности. И она не понимала, что испытывает. Наверное, отвращение! Ведь любви нет, ведь не так расписывают поцелуи в книгах. Но она поддалась моментальному порыву сожаления. И ее бросало в жар.

– Ты просто боишься. Саму себя, – говорил уже почти мягко Раджед, видя ее панику.

– Нет. Я не останусь, – вскинулась загнанной ланью Софья, устремляясь дальше по коридору. Никакие ловушки больше не существовали, но мир вокруг расплывался, пол под ногами плясал. И сдавленный крик вырывался слабыми всхлипами.

Не это важно, когда звал самоцвет, не это должно терзать, когда оставалось совсем немного до портала! Но как отделаться от памяти о шрамах и от едва различимого вкуса поцелуя, этого оттиска специй, этого ощущения кожи с едва различимыми морщинками?

Всего лишь миг, который обрушивался штормами ураганов и ранил осколками всех выбитых стекол. Кто-то умер в ней. И умирал уже в который раз за время скитаний по каменному миру.

Софья споткнулась обо что-то на ровном месте, прижимая плотнее жемчужину. Но она не упала, а схватилась за ручки двери. Дошла! Добралась! Или ей позволили добраться… За темно-бордовыми створками разносилось пение самоцвета, там дожидалась спасения Рита.

Хватило бы только сил! Софья заставляла себя предельно сконцентрироваться, но хитрый льор словно вновь подшутил над ней, потому что в растрепанных чувствах не удавалось использовать самоцвет. Впрочем, нет, он не лгал.

Измученной тенью он почти беззвучно шел следом за ней. Она обернулась. А он стремительно подскочил к ней и выхватил из ножен малахитовый нож. На миг показалось, что Раджед немедленно поразит в сердце, оставив навсегда себе в качестве мумии. Много жутковатых образов носилось в голове… Однако же иная игра случилась на этот раз, без театра и зрителей, без сцены и рукоплесканий.