Позже, когда ответом на мое предложение уйти служит безразличная усмешка на бледных, почти белых губах, я окончательно теряюсь. Детка, я же не собираюсь уходить. Я не смогу покинуть тебя — сколько раз можно повторять одно и то же?! Девчонка все еще не верит ни одному моему слову, и я не могу сдержать глухое раздражение, тревожно царапающее меня изнутри. Зверь снова начинает рычать. Я теряю контроль над нами обоими и позволяю чувствам взять верх над разумом. В этот поцелуй я вкладываю одновременно и все то, что чувствую к Эрике, и охватившие меня ощущения безысходности, отчаяния, разочарования и обиды. Наверное, поэтому мы оба чувствуем его неожиданно горький, отравленный вкус.
Но когда девчонка неуверенно отвечает и обнимает меня в ответ, зверь обнаруживает совершенно другую сущность, которая словно просыпается после долгих лет спячки. До этого он знал единственную страсть. Теперь же ему — как и мне — удается познать еще одну, противоположную первой. Охваченное беспокойством чудовище встряхивается, пытаясь сбросить неведомое ему чувство, обладающее ничуть не меньшей силой, чем привычная ненависть. Но вскоре подчиняется и преклоняется перед его властью, как несколько часов назад сделал я, встав на колени перед Эрикой. Теперь зверь успокаивается, сворачивается в клубок и начинает тихо, но довольно мурлыкать.
Мне не хватает воздуха, но я не останавливаюсь, лишь крепче прижимая к себе несопротивляющуюся девчонку. Я боюсь, что еще мгновение — и она ускользнет из моих объятий, из моей жизни и из всего мира, настолько невесомым и хрупким кажется ее тело. Будто настоящей Эрики уже давно здесь нет — лишь оболочка —, а я все не оставляю попыток задержать ее. Мне становится страшно — что случится, когда я наконец найду в себе силы разорвать поцелуй? Он заставляет меня забыть обо всем остальном — о том, что было и что будет, кто она и кто я. Сейчас нет ничего — ни прошлого, ни будущего, ни ее, ни меня — есть только мы и одно-единственное мгновение.
Я слышу еле слышный стон девчонки. Это отрезвляет меня; голос разума заглушает шепот сердца. Разрываю поцелуй и несколько минут не могу решиться взглянуть в глаза Эрике. Наконец наши взгляды встречаются. В ту же секунду меня охватывает ужас и болезненное осознание того, как много я успел натворить, потеряв контроль на какие-то секунды. Отшатнувшись, стремительно выхожу из комнаты, почти бегом спускаюсь по лестнице и вылетаю за дверь. На улице холодно: в воздухе чувствуется тонкий и свежий аромат приближающейся зимы. Но сейчас мне нет дела до температуры и крупных снежинок, срывающихся с иссиня-черного неба. Я быстрым шагом пересекаю границу, отделяющую Деревню Победителей от остального мира, и ухожу прямиком в ночь.
Обдумывая все, что случилось, с удивлением понимаю, что причина моего бегства заключается вовсе не в том, что я боюсь увидеть во взгляде Эрики все ту же ледяную безжизненную пустыню. На самом деле меня пугает мысль о том, чем мог закончиться тот — уже далекий от невинности — поцелуй, вспыхнувшие в нас обоих чувства, возникшие еще во время Игр, и то, к чему они приведут, если мы вновь потеряем над ними контроль. Сколько бы Генриетта ни казалась старше своих лет, сколько бы я ни считал ее взрослым, рассудительными и самостоятельным человеком и ни позволял себе смотреть на нее как девушку, она все равно остается подростком — юным, слегка неуравновешенным, неспособным предугадать последствия собственных поступков, руководствующимся больше чувствами и инстинктами, чем разумом и логикой. Она не готова. Еще слишком рано.
Но даже если отбросить в сторону нашу разницу в возрасте — в конце концов, я не собираюсь отступать и готов ждать столько, сколько потребуется, — остается еще одна проблема. С нашим положением нам не удастся долго сохранять отношения в тайне. Что сделает Капитолий, когда узнает о связи профи из Дистрикта-12 и ее бывшего ментора? Нет, президент Сноу не убьет нас, он придумает гораздо более страшное и мучительное наказание для меня и моей подопечной и развлечение для себя, своих министров и Капитолия, если не всего Панема. Я уже представляю, какую драму разыграют из наших отношений. Ни меня, ни девчонку больше ни на секунду не оставят в покое. Я смог бы пережить все это, смириться с постоянным вниманием со стороны журналистов и играми в кошки-мышки с Капитолием, но втягивать Эрику? Ни за что.
Решив отвлечься от безрадостных мыслей о возможном будущем, останавливаюсь и осматриваюсь по сторонам. Стоит мне осознать, где я, как меня разбирает громкий смех, который, правда, больше смахивает на смех сумасшедшего. Говорят, преступник всегда возвращается на место преступления. Вот и я проверил это утверждение на собственном опыте, машинально вернувшись туда, где я старался скрыть кровавые следы событий прошлой ночи.