— Что смешного?!
Оборвав веселье, он бережно гладит меня по щеке кончиками пальцев и качает головой:
— Я не отпущу тебя.
— Но я…
— Ты справишься, я знаю. Дело не в этом. Просто я бы никогда не оставил тебя одну. Не позволил новым Играм разрушить то, что сам же собирал по кусочкам полгода назад. Я бы не смог жить с этим.
Вспомнив, как собиралась покончить с собой, бросив родителей и самого Хеймитча на растерзание Сноу, я грустно усмехаюсь и отвечаю:
— Ты даже не подозреваешь, с чем можно жить.
Загоревшийся было взгляд ментора гаснет. Его мысли снова возвращаются к приближающейся церемонии Жатвы и поездке в Капитолий. Я запускаю руку в потемневшие от воды волосы и привлекаю мужчину к себе.
— Не уходи. Я здесь, с тобой, слышишь? Обними меня крепче, закрой глаза. Успокойся. Забудь обо всем.
— Я спокоен, когда ты рядом, — он прижимает меня к себе так сильно, что становится больно. Но это приятная боль. — Посмотри на меня.
Я слегка отодвигаюсь от мужчины и исполняю его желание. Его взгляд блуждает по моему лицу, словно стараясь запомнить каждую черту и каждую тень.
— Зачем?
— Хотел увидеть твои глаза и убедиться, что я еще жив. Пока ты со мной, все будет в порядке.
— Все будет в порядке, — шепотом повторяю я, пытаясь убедить в этом не только ментора, но и саму себя.
Хеймитч слегка наклоняется и сокращает расстояние между нашими лицами. Я опускаю похолодевшие руки на широкую, мерно вздымающуюся грудь. За все то время, что я здесь, мне в голову впервые приходит мысль о том, что я никогда не видела его без рубашки или свитера. Лицо заливает краска. Ментор смеется. Мы прикрываем глаза, соприкасаемся лбами и замираем в таком положении.
Бьют часы. Нам пора. Я помогаю ментору одеться и пытаюсь снова заманить его в ванную, чтобы тот побрился и расчесался. После долгих препирательств он все же проводит гребнем по высохшим волосам, спутывая их еще сильнее, и у меня на глазах выбрасывает бритву в окно, демонстрируя привычное пренебрежение к своему внешнему виду. Учитывая обстоятельства, в глубине души я с ним полностью согласна, а потому даже не собираюсь заглядывать домой, чтобы сменить широкие джинсы и растянутую майку на платье, привезенное Эффи из Капитолия. У меня еще будет время и более подходящий повод принарядиться.
В Дистрикте, как и всегда в день Жатвы, царит нездоровое оживление. По узким, серым от пыли улицам текут потоки детей, подростков, юношей и девушек. За ними медленным, неохотным шагом следуют их семьи. Все направляются к Главной Площади, где рабочие уже возводят деревянный помост, а чиновники проводят регистрацию каждого вновь прибывшего. Мы проходим в Дворец Правосудия, где нас дожидается Эффи. Стоит нам появиться, как она окидывает Хеймитча критическим взглядом и, увидев, что он относительно трезв, удивленно приподнимает брови. Однако, только Бряк замечает, что я так и не переоделась в переданный Цинной наряд, и ее глаза начинают метать молнии. Но недолго. Вспомнив повод, собравший нас здесь сегодня, она лишь вздыхает и отворачивается. Сама капитолийка своим внешним видом напоминает гигантский цветок фуксии — ну, или свеклу, если рассуждать с точки зрения неискушенных в подобных вопросах жителей Двенадцатого.
В сопровождении мэра Андерси мы выходим на сцену и занимаем свои места. Часы на площади бьют два, время начинать церемонию. Мэр подходит к кафедре и произносит традиционную речь — краткий экскурс в историю возникновения Панема. Он говорит о том, сколько сил потребовалось, чтобы создать тот идеальный мир, который нас окружает, и каким хрупким может быть установившееся всего несколько десятилетий назад равновесие в обществе. Не слишком вслушиваясь в уже знакомые слова и фразы, я окидываю взглядом всех собравшихся. Дети и подростки от тринадцати до восемнадцати лет выстроились по возрасту на огражденных веревками площадках. Родственники, держась за руки или обнявшись, стоят сзади. Миротворцы с оружием в руках расставлены по периметру в соответствии с утвержденным планом и правилами проведения церемонии. Много людей. На площади так тесно и шумно, что даже тем, кто стоит или сидит на сцене, не хватает свежего воздуха. Откуда-то изнутри поднимается волнение. Я по очереди смотрю в глаза каждого, кто пришел заглянуть в глаза Смерти, и понимаю, что за прошедший год успела стать старше всех присутствующих — и детей, и родителей — на сотни лет. Одни смотрят на меня со страхом, другие — со злостью, третьи — с ненавистью. Но тень зависти мелькает в глазах каждого — не только ребенка, но и взрослого. Не стоит, люди. Вы не знаете, через что надо пройти и сколько сил иметь, чтобы стоять на этой сцене перед вами, гордо подняв голову и одаривая вас равнодушным взглядом.
Тем временем мэр заканчивает урок истории и вспоминает прошлых Победителей Дистрикта-12. Теперь их двое — Хеймитч и я. Услышав свои имена, мы как по команде встаем и поднимаем сцепленные руки. Толпа приветствует нас жидкими аплодисментами. Я мысленно усмехаюсь:, а как же камни в спину и уничтожающие взгляды в лицо?