Игра на двоих (СИ)

Она не знает, что моя жизнь — больше не самое дорогое, что у меня есть. Я бы с радостью отдала ее за любимого человека. Я не злая. Равнодушная, желчная, разочарованная, сломленная, но не злая. Я просто ненавижу этот мир, и хочу отомстить ему за то, что он сделал со мной. Кто знает, какой я стала бы, не будь в моей жизни Голодных Игр и Арены, Капитолия и Сноу или, например, Хеймитча. Может, тогда я вот так же, как Китнисс, винила бы себя в недостойном человека эгоизме и равнодушии. Но теперь для меня — такой, какая я есть благодаря всем пережитым кошмарам, — это и правда нормально. Я злопамятна и помню каждого, кто причинил боль мне или моим близким. У меня есть свой собственный мир — я, Хеймитч, родители, волк, — ради сохранения которого я готова на все. До всего остального, до внешнего мира мне нет дела. Пусть разрушит себя собственным руками, пусть утонет в реках грязной, отравленной крови. Люди и так находят все новые и новые поводы для войны, так почему бы не внушить им еще один? Им так нравится убивать друг друга, почему бы не пробовать снова и снова? Может быть, очередная битва научит чему-то полезному. А я буду наблюдать за ними со стороны и смеяться над каждой их ошибкой. Кто-то скажет, что я неправа, но в нашем мире больше не осталось ничего правильного и неправильного. Границы стерты.

Китнисс несильно толкает меня в плечо, и я с удивлением понимаю, что, сильно задумавшись, не заметила наступления вечера. Пора домой. Мы идем по узкой тропинке одна за другой. Нам не видно лиц друг друга и нас обеих это устраивает. Всегда легче сказать что-то в спину, чем в глаза.

— Все не так страшно, — усмехаюсь я, возвращаясь к прошлой теме нашего разговора. — Тебе не с чем сравнивать. Ты не знаешь, как все должно быть, ведь ты никогда не любила по-настоящему.

— Не суди о том, чего не знаешь, — сухо отвечает девушка. — Ты и понятия не имеешь, что значит быть частью истории любви последнего столетия.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Смех будет слишком горьким. Китнисс и Пит — зеркальное отражение нас с Хеймитчем. Чуть-чуть искаженное, чуть-чуть ненастоящее. В них — наше спасение. Но почему-то нам от этого ничуть не легче.

Мы возвращаемся в Деревню и, убедившись, что никто не заметил, откуда мы пришли, расходимся по домам. До Квартальной Бойни сто двадцать дней, но скучать нам некогда. Каждый день что-то происходит. Что-то плохое, без исключений. Первым из наших под удар плети попадает Гейл. Я даже не ищу причины: ясно, что какая-нибудь глупая мелочь. Парня привязывают к столбу, срывают с серого от угольной пыли тела рубашку и наказывают по всей строгости закона. Китнисс вступается за него, за что получает удар в лицо все той же плетью. Пит бросается ей на помощь, и его тут же хватают миротворцы. Хеймитч расталкивает стоящих на площади людей и кидается на Треда. Не с кулаками, но с обвинениями. Пытается заговорить ему зубы. Угрожает позвонить в Капитолий, если он еще хоть пальцем тронет Победительницу. Глава миротворцев, не слушая, наступает на него со своими угрозами. Несколько минут они просто стоят и орут друг на друга.

— Он нарушил закон! А она мешает мне наказать преступника!

— А мне плевать!

Я продираюсь сквозь толпу, кто-то в последний момент хватает меня за рукав. Не оборачиваясь, вырываю руку и, в несколько прыжков покрыв разделяющие нас метры, встаю между Тредом и Хеймитчем.

— Тронешь его, и не поздоровится не только тебе, но и всей твоей армии.

В моем голосе звучит металл. Я не шучу, но он лишь издевательски смеется. Напарник отодвигает меня в сторону, закрывая собственным телом. Крики продолжаются. Наконец, в голосе Треда слышатся сомнения. Если он хочет выслужиться перед начальством, убить сразу четверых Победителей — не лучший вариант. Один из миротворцев, из числа старых знакомых, подходит к новому главе и что-то тихо говорит ему. Объясняет про местные порядки и особый отряд, исполняющий смертный приговор. Тред хмуро кивает и отпускает нас, взмахнув напоследок плеткой и окатив нас кровавыми брызгами. Мы отвязываем Гейла от столба и несем его к матери Китнисс. Женщина делает укол и накладывает травяные компрессы на разодранную кожу, а нас с Питом посылают набрать снега.

— Я же говорил.

— О чем ты?

— Мы все — единое целое.

Я словно со стороны наблюдаю за развернувшейся на Площади жестокой сценой. Один за всех и все за одного. Губы трогает грустная улыбка. Только сегодня, парень.

Очень скоро каждый из нас будет сам за себя. Выздоровление Гейла занимает несколько недель, но это неважно, ведь шахты закрыты, и работы у парня в любом случае нет. А Тред с того дня, стоит нам встретиться в городе, не сводит с меня тяжелого, мрачного взгляда. Я готова вцепиться ему в горло зубами, если он хоть на шаг приблизится к Хеймитчу с плетью в руке.