Отнимаю дрожащие ладони от лица и прижимаю к животу. Не знаю, зачем. Может, чтобы убедиться, что он такой же плоский, как и прежде, и в очередной раз обмануть себя, ведь у головной боли и тошноты есть множество причин. Может, чтобы лучше ощутить внутри присутствие кого-то чужого и понять, что все изменилось и так, как прежде, уже никогда не будет. Но я, конечно, ничего не чувствую. Еще рано. Срок небольшой. Значит, можно… Что? О чем это я? Мысли путаются. Появляются и исчезают за считанные секунды, и я не успеваю поймать ни одной. Сердце колотится как сумасшедшее, голова раскалывается от боли. В желудке ворочается еж, а низ живота болезненно тянет. Будто тот, кто внутри, не хотел, чтобы я узнала о нем, и теперь ищет, куда деться, где спрятаться. Да что я несу? Бред. Оно не может думать, понимать и чувствовать. Это еще даже не живое существо — так, бездушный набор клеток. Я резко встаю и начинаю метаться по комнате. Надо успокоиться. Нельзя ничего решать прямо сейчас: я слишком напугана и растеряна. И еще нельзя, чтобы об этом кто-нибудь узнал. Ничего не случилось. Все нормально.
Сегодня на ежедневные сборы — принять душ, переодеться в униформу, связать волосы в хвост — у меня уходит намного больше времени, чем обычно. Поминутно напоминаю себе, что и зачем сейчас делаю, и заставляю не думать о том, кто внутри. На завтрак опоздала, значит, иду в Штаб. Застелить постель. Зашнуровать ботинки. Закрыть дверь. Но, как ни стараюсь, ступор не проходит. Двигаюсь, будто во сне. Коридор кажется бесконечно длинным туннелем без света в конце. Лифт со скрипом поднимается на нужный этаж и я судорожно дергаю дверь на себя, забыв, что ее нужно просто толкнуть.
Едва вхожу, как на мою голову обрушивается лавина новой информации, и я на время забываю о своих проблемах, ведь новости, которые сообщает мне Плутарх, намного важнее. Китнисс наконец нарушила обет молчания и пришла в Штаб. Не для того, чтобы согласиться стать Сойкой-Пересмешницей: пока девушка просто хочет послушать, что мы ей скажем. И мы говорим: я, Плутарх, даже Койн — и та не остаётся в стороне. Объясняем, что для народа значил срыв Голодных Игр. Заверяем, что у нас все готово, не хватало только её — лица, голоса и плоти революции. Обещаем, что она не будет одна — команда подготовки уже собрана, и мы с Эффи все время будем с ней рядом. Кое-что из этого не совсем правда (например, Бряк продолжает считать себя пленницей Тринадцатого и напрочь отказывается работать в Штабе), но одной ложью больше, одной меньше — какая теперь разница?
Все равно она — эта слегка искаженная истина — не работает. Девушка слушает, но не слышит. Только тупо повторяет «где Пит?» и «что вы с ним сделали?». А затем просто встаёт и уходит. Плутарх бьет ладонью по столу, я от злости ломаю карандаш, что бездумно вертела в руках во время разговора, а Койн встаёт со своего места во главе стола переговоров и переводит полный недовольства и упреков взгляд с меня на мужчину.
— Кто-нибудь вообще в состоянии объяснить мне, почему все вечно ставят на неё? Почему бы вам с Хеймитчем не попытаться было вытащить парня? Проблем определено было бы меньше!
— Проблем было бы столько же, — парирую, устало потирая лоб. — Пит бы точно так же боялся и шаг сделать в сторону Капитолия: как бы Сноу не убил его драгоценную Китнисс!
— Считаешь, она просто напугана? — уточняет Хевенсби. — Поэтому не хочет сотрудничать?
— Считаю, она просто не видит смысла в сотрудничестве, да и вообще ни в чем.
— Не такой вы ее описывали, — качает головой Президент, обращаясь к бывшему Распорядителю. Волосы цвета пепла колышутся равномерно, в такт каждому сказанному слову.
— Она и была «не такой», — усмехается мужчина. И, подумав, поворачивается ко мне:
— Мисс Роу!
Я уже догадываюсь, о чем пойдет речь.
— Вы знаете эту девушку лучше нас всех вместе взятых. Мало того, вы с ней очень похожи. Скажите мне, чего она хочет?
— Вопрос не в этом. Спросите лучше, чего Китнисс Эвердин не желает.
— И чего же?
— Подчиняться. Играть по чьим-то правилам. Играть вслепую. Снова быть нашей послушной и безвольной марионеткой.
Эвердин нам не верит. Не верит, что мы на одной стороне. Плутарх — бывший Главный Распорядитель Голодных Игр и советник Сноу, который «вдруг» перешёл на сторону мятежников. Я — предательница, бросившая Пита на Арене. Койн — ещё один враг, ничуть не лучше старика Когда наступили Темные Времена, Дистрикт-13, обладающий огромными ресурсами и самым мощным в мире оружием, предпочёл спастись, оставив остальные народы медленно умирать, ломая гордость и спины под гнетом Капитолия. Последняя мысль вызывает улыбку. И снова девочка забывает о главном правиле нашего мира. Никто никому ничего не должен, ведь мы все друг другу — враги, и это нормально.