Смерть наступает мгновенно, Лиг даже не успевает обнять сестру и пообещать, что все будет хорошо. Боггс связывается с Плутархом, и тот обещает скорую замену. Мы возвращаемся в лагерь и, сидя на развалинах неподалеку от станции, болтаем о чем-то не слишком значительном в ожидании прибытия новичка. Однако при виде спрыгивающего с подножки поезда Пита без наручников, без охраны и с автоматом в руках (уверена, он заряжен боевыми патронами), все не сговариваясь обрывают разговор, поднимаются на ноги и встают в защитную позу. Кажется, я знаю, о чем думает команда. Это нетрудно, ведь мысль у всех одна и та же: «спасибо, замены не надо, сами справимся». Не говоря ни слова, командир забирает у него оружие и идет сделать еще один звонок.
— Это ничего не изменит, — скучающим тоном произносит Пит, демонстрируя татуировку с номером отряда на руке. — Президент Койн лично послала меня сюда. Она считает, что промо-ролики нужно освежить моим присутствием.
— Она считает, — передразнивает парня Китнисс, — что промо-ролики нужно освежить моей кровью!
Боггс возвращается, кипя от ярости. Приказав Джексон приставить к парню охрану из двух человек, он берет Эвердин за руку и уводит ее в сторону, чтобы поговорить наедине. Когда они возвращаются в строй, я вижу в глазах девушки еще большее замешательство, чем при встрече с Питом.
Теперь о скуке можно забыть: мы все время начеку и не делаем и шага, не обернувшись, чтобы посмотреть, где Мелларк и чем он занят. Его злит такое отношение, но он и сам понимает, что оно оправдано. Понимает, по крайней мере, в моменты просветления. Они случаются, но крайне редко. Вечером за ужином, вопреки обыкновению поддерживать дружеский разговор, чтобы подбодрить команду, никто не произносит ни слова. Каждый думает о своем. Я, например, о Пите. До сегодняшнего дня мне приходилось видеть его от силы пару раз, но обе встречи оставили неизгладимое впечатление. Сколько бы Плутарх ни повторял, что все под контролем и лечение проходит успешно, мне в это верится слабо, а я виделась с ним уже после нескольких недель реабилитации. Спустя несколько дней после свадьбы Финника и Энни, к организации которой Хевенсби привлек и Пита, предложив тому украсить торт, парень захотел поговорить с Китнисс. Та, все еще надеясь на чудо, незамедлительно явилась к нему в палату. Мы с Хеймитчем, как самые близкие из оставшихся в живых люди, бывший Главный Распорядитель, а также команда врачей с планшетами в руках дежурили возле одностороннего стекла. Все время, пока Сойка находилась в палате, он вел себя спокойно, но произошедшие в нем изменения были видны и так. Взгляд голубых глаз стал мутным, а губы напряженно сжались в тонкую линию. Парень ждал подвоха со всех сторон, от каждого.
— Мне сказали, ты хотел поговорить со мной?
— Для начала хотя бы просто посмотреть на тебя.
«Смотрины» закончились взаимными оскорблениями, после чего Китнисс вылетела из комнаты, скрыв пылающее лицо за распущенными волосами, а Пит еще долго смеялся, откинувшись на подушку и, словно марионетка на ниточках, дергая руками и ногами. После той встречи Мелларк не раз просил Эвердин прийти, но она посылала к черту всех, кто передавал ей его слова. Плутарх был недоволен, но поделать ничего не мог и, в конце концов, решил показать Питу меня.
— Привет, парень.
— Эрика?
— О, ты помнишь мое имя? Это хорошо. Мне как, подойти поближе или держаться подальше? Ты вроде себя контролируешь, так что предупреди, пожалуйста, когда соберешься на меня нападать.
Я жду, что он переведет все в шутку: так сделал бы тот, прежний Пит. Но либо он спрятан глубоко внутри, либо его вообще больше нет.
— Это было грубо, — качает головой Мелларк, не сводя с меня пристального взгляда.
— Я никогда не отличалась вежливостью. А что еще ты помнишь?
— Ты была моим ментором. Ты и еще кто-то. Хеймитч, кажется. Он вечно пил, а ты не выпускала из рук нож. Это он звал тебя Эрикой. Остальные — как-то по-другому. Не помню.
— Это уже не так важно.
— Вы оба использовали меня, чтобы спасти Китнисс. Зачем?
— Ты сам этого хотел. Просил нас защитить ее.
— Я был готов погибнуть ради этой …?
Ругательство пропустить мимо ушей легко, а вот удивленный тон надолго остается в моей памяти. Пит и правда больше не в силах понять, как он мог рисковать жизнью ради такой жестокого, недоверчивого, расчетливого и опасного человека, как Эвердин.
— Вы бросили меня. Вы такие же, как она.
Я выхожу из палаты, громко хлопнув дверью. Мне обидно не за себя, но за доброго мальчика с хлебом.
Никогда раньше не видела Хевенсби в ярости, но в то утро был как раз такой случай.
— Ты что творишь?!
— Хочу убедиться, что все твои слова о реабилитации — бред. Это не Пит, а переродок с его глазами. Как в Семьдесят Четвертых Играх, помнишь? Да уж, прислал Сноу подарочек — обертка блестит, а внутри пусто.
Мою иронию понял только Хеймитч.
— Генриетта, а помнишь, ты надела мне на голову железную миску? — прерывает затянувшееся молчание Пит.