Игра на двоих (СИ)

— Разберемся в ситуации, — неожиданно мирно говорит Джоанна, забрасывая ноги в грязных ботинках на журнальный столик и подкладывая под спину еще одну подушку. — Сойка и ее дружок ушли убивать Сноу и забрали карту, без которой нельзя ступить и шагу, чтобы не нарваться на мину, так?

— Если вкратце, да, — кивает кто-то из команды.

— Что ж, — фыркает девушка, — тогда я любой ценой доживу до конца революции только для того, чтобы добраться до Эвердин и убить ее.

Я усмехаюсь.

— А как тебе такая идея — опередить ее и самим пристрелить Сноу?

Мы строим нереальные планы, пытаясь заглушить эмоции, что вызвала Китнисс своим уходом. Растерянность, гнев и немножко — совсем чуть-чуть — обиды.

— Сначала надо понять, что делать дальше и куда идти без карты, — охлаждает наш пыл Джексон.

Дискуссию прерывает какой-то звук, доносящийся со стороны висящего на стене телевизора. Встревоженные, мы встаем и наставляем винтовки на экран.

— Все в порядке, это всего лишь сигнал опасности! — останавливает нас Крессида.

— Ты сама понимаешь, насколько двусмысленно прозвучали твои слова? — ядовито интересуюсь я, не опуская автомат.

— Хорошо, скажу иначе: в городе что-то случилось, и теперь Сноу хочет сообщить об этом зрителям.

Дисплей едва успевает загореться, как появляемся мы. Камеры засняли все, от первого взрыва, что убил Боггса, до грузовика, полного вооруженных миротворцев, затормозившего прямо перед нашим бывшим убежищем. Теперь мы своими глазами видим, как Пит нападает на Китнисс, как Митчелл пытается остановить его, как Хомс бросается на помощь напарнику и как Мелларк сталкивает обоих в черную пучину. Мы — в том числе сам убийца — видим все. По лицу парня струятся слезы, но никто не делает попытки упокоить и подбодрить его.

Вражеские солдаты оцепляют здание и начинают стрелять по окнам. Все заканчивается в тот момент, когда они выпускают ракету с противоположной крыши и взрывают дом. Упиваясь своей победой, капитолийцы проигрывают этот момент несколько раз, после чего показывают кадры, на которых Сойка-Пересмешница поднимает восстание, а затем переключаются на прямой эфир. Репортеры увлеченно обсуждают конец Звездного Отряда и сходятся во мнении, что мучительная гибель в объятиях огня нами вполне заслужена. Они передают слово ведущему программы, и наш старый знакомый Цезарь Фликермен поздравляет всех с избавлением от нависшей над Капитолием угрозы по имени Китнисс Эвердин. Торжественно-печальная музыка сопровождает изображения павших. Все, как на Арене. Если в начале были имена, то в конце будут лица. Разумеется, Президент Сноу не может остаться в стороне и не прокомментировать гибель врага. В своей сочащейся ядом речи он упоминает всех: слабую Джоанну и беззащитную Генриетту, самовлюбленного Финника и сумасшедшего Хеймитча, кровожадного Рубаку и хитрого Пита. Но больше всего внимания Президент, конечно, уделяет Сойке.

— Итак, Китнисс Эвердин, бедняжка, неуравновешенная девочка, которая только и умела, что стрелять из лука, мертва. Сгорела в разожженном ею же огне. Не мыслитель, не лидер, — просто лицо, вырванное из толпы. Была ли от нее польза? Для вашего восстания она была незаменима, ведь у вас нет миссии.

Браслет на моем запястье вибрирует. Пользуясь тем, что все уставились на экран и не замечают ничего вокруг, отворачиваю рукав защитного костюма и бросаю беглый взгляд на дисплей коммуникафа. Входящий звонок. Альма Койн. С притворно задумчивым видом постукиваю пальцем по дисплею. Нажимаю «отклонить» и «написать сообщение». Всего два коротких слова. Сенсорные клавиатуры ужасно неудобны. «Я жива». «Отправить».

А Сноу тем временем продолжает:

— У вас нет настоящего лидера. Вы зовете себя союзниками, но все видели, как этого мало. Ваши солдаты ненавидят друг друга. Я…

Помехи. Эфир перехватывает Дистрикт-13, на экране появляется Альма Койн. За ее спиной развевается синий флаг.

— Приветствую все Дистрикты и Капитолий. Если кто-то меня не знает, позвольте представиться. Я — Президент Альма Койн, лидер повстанцев.

Следующие десять минут она и Сноу перебрасываются взаимными оскорблениями, сильно завуалированными, но от этого не менее очевидными. Он очерняет Китнисс и компанию и называет революцию «бессмысленным и неоправданным актом неповиновения». Она восхваляет Эвердин и ее союзников, переживших Голодные Игры и Квартальную Бойню, а после превративших страну рабов в армию борцов за свободу. Будь я в тот момент там, в Штабе — стоя за спиной Койн, например, — я бы гордилась ею и своим местом рядом с ней. Точно так же смотрела бы на мир и людей сверху вниз. Но меня там нет. Я здесь, на фронте, в самой гуще сражений, смотрю на все с другой стороны. Это мой и только мой выбор: я пошла за Хеймитчем и не жалею об этом. Но как же смешно слушать речи этих людей. Нам нет до дела до их разборок. Мы, вырванные из толпы лица, просто ждем, когда все закончится, когда они наконец замолчат.

Экран гаснет, гостиная снова погружается во мрак.

— И что теперь? — кто-то озвучивает вопрос, терзающий всех нас с того момента, как обнаружилась пропажа.