Игра на двоих (СИ)

Все украдкой улыбаются, но я хмурюсь. Да, было и такое. После одной из тренировок мы собрались в столовой, предвкушая как никогда вкусный ужин: из Десятого пришла первая партия продовольствия. Настроение было приподнятым до момента, пока мы не заметили приближающегося к нашему столу Пита. За его спиной стояли два огромных охранника, а запястья были скованы наручниками с короткой цепью. Парень спросил разрешения сесть рядом с Джоанной, и та улыбнулась в ответ так открыто и жизнерадостно, что всем за столом стало немного не по себе. Впрочем, прозвучавшие следом слова о соседних камерах в Капитолии поставили все на свои места. Окружающие пытались поддержать разговор, обойти острые углы, но Мелларк в любой теме видел только плохое. Он делал над собой громадное усилие, пытаясь говорить прежним добрым голосом и шутить так же непринужденно, как и раньше, но получалось плохо: неправильный тон, неверные слова. Слишком много недоверия и скрытого смысла, тоже неправильного. Медленно, но верно ссора набирала обороты. За весь ужин парень ни разу не посмотрел в сторону Сойки; тем не менее, выглядело все так, будто он провоцировал ее — не по своей воле, но все же. Так или иначе, парень добился своего, только не от Китнисс, которую сдерживал Гейл, а от меня. Я была на взводе после очередного потока взаимных обвинений с ментором, и намек в наш с Хеймитчем адрес стал последней каплей. Доев свою порцию тушеной говядины с овощами, я встала из-за стола, взяла поднос и, проходя мимо Пита, опустила тарелку с остатками соуса ему на голову. После чего швырнула поднос на прилавок для грязной посуды и ушла. Сейчас сидящий возле меня Эбернети вполголоса признается, что готов был надеть на него кастрюлю, полную горячей подливки, лишь бы он замолчал.

Китнисс просит включить ее в график нарядов, но Джексон сомневается, не веря, что у Сойки хватит духу застрелить Пита в случае необходимости. В ответ Эвердин разражается гневной тирадой, стараясь, чтобы ее слова услышал каждый из нас. Кажется, будто она готова отплатить Мелларку не только за унижения и оскорбления, но и за то, кем он стал, словно это парень виноват в том, что попал в лапы Сноу и тот превратил его в переродка. Я остаюсь на ее стороне, смутно понимая, что вела бы себя так же, случись подобное с Хеймитчем. Но остальные смотрят на нее с упреком.

— Что?! — взрывается девушка, заметив недружелюбные взгляды. — Я всего лишь хочу, чтобы это капитолийское чудовище оставило меня в покое!

— Он не может, Китнисс, — Хеймитч говорит это таким усталым тоном, словно объясняет нечто элементарное умственно отсталому ребенку. — Возможно, Койн и послала его сюда, чтобы он тебя убил, но парень этого не понимает. Сейчас Пит не осознает даже самого себя. Ты обвиняешь его за то, что ему неподвластно. Помнишь, перед Квартальной Бойней мы пообещали друг другу спасти парня?

Эвердин озадаченно молчит. Ментор огибает ее, холодную и застывшую, словно мраморная статуя, и бросает напоследок:

— Вспоминай и спасай, солнышко.

— И что это было? — озадаченно интересуюсь я, когда после обеда все расходятся в разные стороны, отдохнуть перед очередной вылазкой. — Проявление пресловутой мужской солидарности?

— Почти. Скажи, детка, а что бы ты сделала, если бы Сноу промыл мозги и мне?

Я удивленно смотрю на ментора. В первую секунду вопрос кажется невероятно наивным и мне хочется не задумываясь ответить, что я бы пристрелила его, перевязала ленточкой и отослала подарок отправителю. Но, чуть подумав, понимаю, что не все так просто. Это же Хеймитч. Те же серые глаза, та же усмешка. Он может желать мне смерти? Я могу поднять на него руку?

— Я не знаю, Хейм.

До этого разговора все казалось очевидным и было понятно, где сила, а где — слабость. Однако теперь, стоит представить мужчину на месте парня, и все вдруг переворачивается с ног на голову и уже не выглядит таким однозначным. Ментор разражается громким смехом.

— Даже не надейся, малышка. Им бы не удалось убедить меня в том, что ты убийца и все мои беды — из-за тебя.

Но уже в следующую секунду он резко обрывает смех и говорит со всей серьезностью, на которую способен:

— Вот и она не знает, Эрика.

Не протяжении следующих трех дней Китнисс обдумывает слова своего бывшего ментора и пытается примириться не только с присутствием Мелларка, но и с его новой сущностью. Вернее, не просто смириться с тем, что теперь Пит такой, а помочь его доброй половине вновь увидеть свет. Кто-то из группы придумывает игру «Правда или ложь» и все, кто хоть немного знал Пита-человека и его прошлое, с увлечением принимают в ней участие. Мы воспринимаем это как развлечение, ведь нас все еще держат вдали от основных сражений. И только Эвердин не считает «Правду или ложь» игрой. Я слушаю, как она описывает его любимый оттенок оранжевого, и пытаюсь понять, за какую нить надо потянуть, чтобы распутать клубок лжи, что растет день ото дня и все катится вперед и вперед, указывая нам заведомо ложный путь.