Игра на двоих (СИ)

В тот момент я, наверное, впервые по-настоящему осознаю всю несправедливость окружающего мира и того, что творит Капитолий. «Жизнь вообще несправедлива, детка», — звучит в голове усталый голос Хеймитча. Я знаю, что он прав, но не могу подавить в себе ощущение горькой обиды. Не помню, когда обижалась в последний раз — это чувство всегда казалось мне слишком детским и несерьезным; я не имела права на подобные глупости. Обида ничем не поможет: мне не станет легче, а политика Капитолия по отношению к жителям не изменится. И в чем смысл?

Если Организаторы сами выбирают Победителя, почему бы им тогда не закончить эти жестокие игры, настоящие правила которых известны лишь одной стороне? К чему издеваться и унижать нас, демонстрируя нечеловеческую жестокость: старику Сноу недостаточно просто убить свою жертву — он должен насладиться ее мучениями и предсмертной агонией. Капитолий силен, сильнее всех нас, однако он так и не смог правильно распорядиться своей силой, и в этом его слабость.

Я чувствую себя мышкой, попавшей в мышеловку. Как умирающий от голода грызун рискует жизнью ради кусочка сыра, так и я осталась последним выжившим трибутом ради спокойствия и уверенности в завтрашнем дне. Но даже у мыши есть выбор: смерть от голода или от рук человека. А у меня нет. Теперь меня лишили и надежды на светлое будущее. Конечно, жизнь любого Победителя нельзя назвать легкой — вернувшись с Арены, он вынужден готовить малолетних трибутов к тем ужасам, которые когда-то пережил сам, а затем — бесстрастно наблюдать за их гибелью. Из года в год он возвращается в Капитолий по приказу Распорядителей. Из года в год зрителям напоминают подробности его Игр. Из года в года его жизнь разбирают на кусочки, обсуждая каждый сделанный шаг, каждую победу или поражение, ведь судьба трибутов во многом зависит от него. Ему больше не скрыться от Сноу и его приспешников: на ним неусыпно наблюдают.

Единожды выбранный на церемонии Жатвы, ты уже не сможешь вернуться к прежней жизни. Теперь она целиком и полностью в руках Капитолия, который не отпустит тебя, пока не наиграется вдоволь. В Игре, участником которой ты стал, есть начало, но нет конца. Игры заканчиваются лишь с твоей смертью, и тебе очень повезет, если ты сам сможешь решать, когда умереть. Это своего рода бессрочный контракт, вот только твоей подписи там нет.

Поднимаясь на борт планолета, который вернул меня в Капитолий, я наивно полагала, что теперь моей жизни уже ничего не угрожает, что все самое страшное позади. Судя по словам Хеймитча, ужасы только начинаются. И вновь вместо паники я чувствую лишь усталость и разочарование.

Однако не время отчаиваться: рядом со мной есть человек, которому пришлось пережить куда больше испытаний, чем мне. Что бы ни говорил Джейк — хотя теперь я не могу точно сказать, были ли его слова искренними, — ментора никак нельзя назвать слабым человеком. Он выдержал все: Игры, смерть близких, менторство, изгнание. Вернувшись с Арены, он так и не смог найти место в привычном мире — Капитолий недолюбливает Хеймитча за выходку с силовым полем, а жители Дистрикта-12 и вовсе ненавидят, считая бесчувственным и равнодушным к судьбе их детей-трибутов. А между тем он не сломался, не покорился, не дал Играм и Распорядителям изменить себя. Единственная слабость, которую позволил себе мужчина, — хотя бы на время отвлекаться от ужасной действительности. Он выбрал не самый худший способ забыться, ведь кто знает, какой выберу я. Насколько сильным должен быть человек, чтобы не сойти с ума или не покончить с собой, столкнувшись с тем, что пришлось пережить моему ментору? Кажется, теперь, вернувшись с Арены, я понимаю Хеймитча чуть лучше и могу ответить на те вопросы, которые не давали мне покоя еще до знакомства с ним. Стоит отметить и новое, медленно зарождающееся во мне чувство — уважение, которое, учитывая мой возраст и непростой характер, заслужить почти невозможно.