- Снотворное, - устало отвечает тот. - Девушка потеряла много крови, организм истощен. Ей нужно продержаться до прибытия в Центр: там мы о ней позаботимся. Лекарство поможет сохранить остатки сил.
Они хотят унести ее в другой отсек, но я становлюсь у них на пути.
- Девочка останется здесь, я присмотрю за ней.
Пожав плечами, врачи уходят. Внезапно промелькнувшая мысль внушает ужас. Резко вскочив, я хватаю одного из медиков за плечо и грубо прижимаю к стене.
- Не смейте давать ей морфлинг, понятно?! Все, что угодно - снотворное, успокаивающий сироп, но не наркотик! Передайте остальным: если увижу, что ей вводят морфлинг - от вашей больницы и камня на камне не останется! Вам ясно?
Пожилой мужчина испуганно отстраняется и, пробормотав «Сумасшедший!», скрывается в другом отсеке. Не имеет значения, что он обо мне думает. Я видел, что морфлинг делает с людьми. Считается, что этот препарат снимает боль, как физическую, так и душевную, но это не так. Наркотик затягивает своих жертв в мир фантазий, иногда прекрасных, иногда ужасных; даже пожелав вернуться в реальность, человек уже не в силах отказаться от мира иллюзий. Мне приходилось видеть, что случается с победителями, подсевшими на морфлинг. Не скажу, что осуждаю их - в конце концов, каждый сам выбирает наиболее подходящий для себя способ забыться, уйти от реальности - но моя подопечная не должна повторить их судьбу.
Я устраиваюсь на полу, рядом с Эрикой, и беру ее за руку. Меня охватывает страх: что, если она умрет? «Не смей!», - мои мысли путаются. - «После всего, что ты пережила на Арене, после твоих слов в ночь перед Играми, после возвращения… Ты не имеешь права умереть. Не имеешь права оставить меня!». Поднявшись на ноги, поворачиваюсь к стене и что есть силы ударяю кулаком по металлу. Ладонь пронзает острая боль, но она лишь помогает отвлечься от неприятных мыслей. Так я пытаюсь выплеснуть боль и страх. На протяжении всего полета я не спускаю с нее глаз, следя за ее ровным и глубоким дыханием и готовясь в любой момент позвать медиков.
Мы возвращаемся в Тренировочный Центр. Подняв девчонку на руки, выхожу на крышу здания. Пройдя по длинному узком коридору, мы спускаемся на нижние этажи, где располагается больница. Идущие рядом врачи показывают путь в операционную. В просторной светлой комнате нас уже ждут; стоит мне опустить Эрику на стол, как меня оттесняют к двери, не обращая внимания на мои слова о том, что я ее ментор. Не помня себя от ярости, расталкиваю медиков и продираюсь к лежащей на столе подопечной, но кто-то вызывает охрану. Последнее, что задерживается в памяти - перекошенное лицо одного из врачей. Он врезается в бетонную перегородку и сползает на пол - один из моих ударов все же попал в цель. В следующую секунду меня выталкивают в коридор. Несильно приложившись о противоположную стену, разворачиваюсь и спешу наверх, в небольшую комнату, окно которой выходит на операционную. Теперь меня и мою подопечную разделяет тонкое стекло, через которое доносятся звуки голосов и писк многочисленных приборов. Бледная и неподвижная Эрика кажется как никогда слабой и беззащитной. К ее рукам подключено множество прозрачных проводов, по которым текут какие-то жидкости. На стене мигают лампочки. Вокруг моей подопечной суетятся врачи в белоснежных халатах, масках и перчатках.
Она кажется такой близкой - почти на расстоянии вытянутой руки - и в то же время как никогда далекой. И снова девчонка умирает на моих глазах, а я ничего не могу сделать, хотя и стою в двух шагах от нее. От осознания собственного бессилия мне становится еще хуже. Я не понимаю ни слова из того, что врачи говорят друг другу, ни знака или стрелки из тех, что не переставая мигают на стене. В волнении начинаю метаться по комнате, врезаясь в стены и сшибая все, что попадается под ноги. Внезапно один из многочисленных приборов издает долгий и особенно неприятный, тревожный звук - у Эрики останавливается сердце. Вместе с ним замирает мое.
Несколько минут и попыток спустя врачам удается запустить его. Девчонка на мгновение открывает глаза. Ее мутный взгляд скользит по комнате и окружающим людям, будто пытаясь найти что-то важное. Наконец она замечает меня и, слабо улыбнувшись, снова прикрывает веки. Я продолжаю смотреть на нее, нервно постукивая пальцами по стеклу. Это не сон, вызванный лекарствами: сознание снова покидает девушку. Эрике делают несколько переливаний крови, прежде чем приборы наконец замолкают, а врачи облегченно вздыхают и принимаются убирать инструменты и отсоединять провода от ее тела. Я молча наблюдаю за их точными, отработанными движениями.