Игра на гранях языка

При всей пунктирности такого изложения, состоящего из цепочек именительных падежей существительных, получилась довольно полная и, увы, цикличная, где-то пробуксовывающая, картина жизни общества. А если подобным образом представить жизнь одного человека? Последовательность имен-событий наверняка обнаружит шаблонность и суетность человеческого бытия. Предложим на сей раз читателю поэтическую версию – стихотворение О. Молоткова «Человеческая комедия»:

«Мама, сказка, каша, кошка,
Книжка, яркая обложка,
Буратино, Карабас.
Ранец, школа, первый класс,
грязь в тетради, тройка, двойка,
папа, крик, головомойка,
лето, труд, колхоз, солома,
осень, сбор металлолома,
Пушкин, Гоголь, Дарвин, Ом,
Ганнибал, Наполеон,
Менделеев, Герострат,
бал прощальный, аттестат.
Институт, экзамен, нервы,
конкурс, лекция, курс первый,
тренировки, семинары,
песни, танцы, тары!бары,
прочность знаний, чет!нечет,
радость, сессия, зачет,
целина, жара, работа,
волейбол, газета, фото,
общежитье, взятка, мизер,
кинотеатр, телевизор,
карандаш, лопата, лом,
пятый курс, проект, диплом,
отпуск, море, пароход,
по Кавказу турпоход,
кульман, шеф, конец квартала,
цех, участок, план по валу,
ЖСК, гараж, квартира,
теща, юмор и сатира,
детский сад, велосипед,
шашки, шахматы, сосед,
шашлыки, рыбалка, лодка,
раки, пиво, вобла, водка,
сердце, печень, лишний вес,
возраст, пенсия, собес,
юбилей, банкет, награда,
речи, памятник, ограда».

И наконец, третья вариация на ту же тему – точнее, эксплуатация того же приема. В стихотворении Г. Вакар «Дни нашей жизни» описывается распорядок будней: каждый день, с утра до вечера, – одно и то же:

«Будильник. Туфли. Мыло. Бритва.
Зубная щетка. Душ. Молитва.
Газета. Почта. Булка. Чай.
Пальто. Галоши. Шарф. Трамвай.
Контора. Цифры. Документы.
Диктовка. Телефон. Клиенты.
Двенадцать. Завтрак. Автомат.
Табак. Скамейка. Парк. Назад.
Контора. То же… Пять. Трамвай.
Ключи. Жена. Жаркое. Чай.
Диван. Камин. Ти! Ви. Кровать.
Будильник. Грелка. Штепсель. Спать».

Как видно уже по трем приведенным образцам, данный прием пользуется популярностью в современной литературе: это вид языковой игры, в полной мере опирающийся на номинативную (т. е. назывную) функцию языкового знака и абсолютизирующий ее.

«Сокращение» склонения может также использоваться как признак недостаточного владения русским языком – например, при изображении речи иностранца. Заметим: тут не просто смешиваются, перепутываются разные падежные формы, но именительный падеж на правах исходного и «наиболее простого» теснит все остальные. Вот, например, как разговаривает иностранец в рассказе Ф. Искандера «Англичанин с женой и ребенком»: «Я наш санаторий наблюдайт – мало спортсмэн» и т. п.

Традиционное поле языковой игры – склонение несклоняемых существительных. Таких слов в русском языке, в общем-то, немного, и свою несклоняемость они сохраняют главным образом как память об иноязычном происхождении, а также в силу некоторых формальных причин. Но в литературных произведениях этот запрет, бывает, нарушается. Разумеется, отклонения используются здесь для речевой характеристики отдельных персонажей (показа их недостаточной образованности и т. п.):

«Подаю банщику веревку – не хочет. – По веревке, – говорит, – не выдаю. Это, говорит, каждый гражданин настрижет веревок – польт не напасешься»

(М. Зощенко. «Баня»).

«Я,
    товарищи, —
                  из военной бюры.
Кончили заседание —
                  тока-тока…»

(В. Маяковский. «Хорошо!»).