Игра на гранях языка

Обратим внимание на то, что, сравнивая предметы, говорящий принимает некоторое количество признака, имеющееся у одного из них, за, так сказать, точку отсчета. Однако другое, большее количество этого признака, имеющееся у иного предмета, может само стать исходным пунктом при сравнении с очередным, третьим предметом и т. д. Иными словами, человек в своей практике имеет дело не только с двучленным противопоставлением типа «высокий – выше», но и с постепенной градацией типа «высокий – выше – еще выше…» и т. д. Сравнительная степень относительна по самой своей сути.

Вот как обыгрывают это языковое свойство И. Ильф и Е. Петров: «Происшедшее нарастание улыбок и чувств напоминало рукопись композитора Франца Листа, где на первой странице указано играть «быстро», на второй – «очень быстро», на третьей – «гораздо быстрее», на четвертой – «быстро как только возможно» и все-таки на пятой – «еще быстрее»» («Золотой теленок»). Еще одна цитата из того же источника:

«Изредка только попадалась кепка, а чаще всего черные, дыбом поднятые патлы, а еще чаще, как дыня на баштане, мерцала загоревшая от солнца лысина…»

В принципе можно рассуждать так: чем ярче выражен какой-то признак предмета, тем более полно проявляется сам предмет – носитель данного признака. И в этом смысле степени сравнения – категория не только прилагательных и наречий; она важна также для существительных. С ними происходит примерно то, что публицист В. Овчинников замечает в особенностях японской кухни:

«Назначение адзи-но-мото – усиливать присущие продуктам вкусовые особенности. Если, скажем, бросить щепотку этого белого порошка в куриный бульон, он будет казаться более наваристым, то есть более «куриным». Морковь подобным же образом будет казаться более «морковистой», фасоль – более «фасолистой», а квашеная редька станет еще более ядреной. Каждый продукт, таким образом, в большей степени становится самим собой»

(«Ветка сакуры»).

Но как это может морковь становиться «более морковистой» или «менее морковистой»? – спросит читатель. Очень просто: достаточно в нашем сознании прибегнуть к сравнению и оценке. В таком случае «более морковистый» значит «лучше соответствующий типичным свойствам моркови». И говорящие, в том числе писатели, с удовольствием принимают правила игры: существительные, в значении которых содержится оценочный элемент, втягиваются в сферу категории степеней сравнения. Примеры:

«– Господь с вами! Вор-Пащенко? Да это честнейшая личность, кристальная душа!

– А, может быть, лучше пригласить вора-Кущенко?

– Ну, нет, этот гораздо ворее»

(Тэффи. «Ке фер?»).

«Марик! Дружок мой, до колонии мы с ним хулиганили. А потом, говорят, шпаней его в Лианозове не было»

(С. Каледин. «Смиренное кладбище»).

«– А насчет Голощапова не сомневайся, – сказал Аркадий Павлович. – Он, как говорится, папее папы»

(А. Безуглов. «Преступники»).

Подобные выражения, естественно, встречаются и в устной разговорной речи. Вот, скажем, какая форма зафиксирована в сборнике «Русская разговорная речь. Тексты» (сохранена пунктуация оригинала, косые линии соответствуют паузам): «Мы идём-идём/ идём-идём/ с ребё-о-нком/ идём одно бревно/ другое/ мы думаем там еще бревнее есть бревно…»

Такие же формы отмечает К. Чуковский в речи детей. Персонажи его книги «От двух до пяти» говорят примерно так: «Я буду ждать, когда станет утрее». Или: «У тебя цветок как звездочка? А у меня еще звездее».

Наконец, стоило бы припомнить, что в распоряжении категории степеней сравнения имеются различные средства: суффиксы, префиксы, повторы, слова типа более, самый и т. п. Все они определенным образом соотносятся и взаимодействуют между собой. Несоблюдение этих правил приводит в разговорной речи к ошибкам типа «более лучший» или «самый длиннейший». Подобные образования – уже в ином качестве – могут встречаться и в художественных текстах и публицистической речи (возможно, как речевая характеристика персонажа или же как демонстративное пренебрежение к нормам грамматики), ср.: