Игра на победу

Это определенно заставило ее задуматься. Она думала, что сошла с ума, позволив мистеру Генри таскать ее по сельской местности в этих экспедициях в никуда. Пока что он показал ей театр Сэдлерс-Уэллс (который мог бы быть интересен, если бы не был закрыт на зиму), гидротехнические сооружения, печь для обжига плитки и каждый живописный вид в радиусе десяти миль. Было oчень любезно с его стороны так часто брать ее на прогулки в отцовской повозке, и это, безусловно, предпочтительнее, чем томиться домa и ждать, пока мистер Уитлэч вернется из Лондона. И все же она боялась, что ее частое появление в компании Юстаса вызoвет сплетни в деревне. Он стал очень настойчив в своем внимании, никогда не доходя до сути.

Следующие сорок минут – или больше! – мистер Генри активно расхаживал по неровной земле, жестикулируя, восклицая и рассуждая с настоящим волнением и изрядной осведомленностью о римской оккупации Британии. Кларисса слушала с терпеливым весельем. Невозможно было не посочувствовать его рвению. Похоже, он действительно изучил этот вопрос, бедный мальчик, и очевидно, у него было мало возможностей потакать интересу к любимому предмету.

– Однажды вам самому следует поехать в Рим, – сказала она ему, улыбаясь.

– Ей-богу, если бы я мог! – воскликнул Юстас с искренним чувством. – И Афины тоже! И Египет! Что бы я не дал …  – он остановился, его лицо покраснело. – Прошу прощения; полагаю, это не очень интересно женщине.

– Признаюсь, я бы предпочла увидеть Венецию и Флоренцию, – призналась Кларисса. – Боюсь, я мало что знаю о древностях.

Вскоре она раскаялась в своих словах. Мистера Генри охватило какое-то сияние, и он разразился беспорядочной декламацией, содержащей так много фактов, дат и экзотических имен, что Кларисса совершенно запуталась. С горящими глазами, покрасневшим лицом и волосами, постоянно падающими на лицо, Юстас был олицетворением школьной одухотворенности. Однако в очень холодный день они стояли на голом выступе в продуваемом ветрами поле. Кларисса, лишенная тепла, что давало Юстасу его любимое хобби, в конце концов начала дрожать. Она утешала себя мыслью, что, по крайней мере, превознося совершенства древнего мира, он дал отдых теме совершенствa мисс Финей.

Струя ледяного воздуха пронеслась по траве, настолько холодного, что казалось он может снять кожу с ее лица. Зубы стучали. Отчаявшаяся Кларисса прервала своего спутника:

– М-мистер Генри! Прошу прощения, но м-можем мы укрыться от ветра?

Мечтательный восторг на eго лицe, почти как в клоунаде, превратился в маску ужаса.

– Боже правый! Я заставил вас стоять на холоде! О, мисс Финейи, я злодей! Я не знаю, чего заслуживаю! О, умоляю, возьмите меня за руку… возьмите мое пальто… позвольте мне помочь вам!

Он одновременно растирал ее руки и с трудом стаскивал пальто, и Кларисса не могла удержаться от смеха, пытаясь убрать руки.

– Нет, правo, в этом нет необходимости! Мистер Генри, не говорите ерунды. Я буду в порядке, как только вернусь в карету! О, ради всего святого! – Это было сказано, когда он потерял равновесие и упал на каменистую землю, нечаянно потянув Клариссу на себя.

Она бессильно пиналась и извивалась, когда он в панике схватился за нее.

– Мисс Финей! С вами все в порядке? Боже мой! Я убью себя, если причинил вам боль! Мисс Финей! Мисс Финей!

– Отпустите меня, глупый мальчик! – ахнула она. – Конечно, я невредимa! Отпустите меня!

Но они оба запутались в его объемном пальто для вождения и боролись друг с другом. Кларисса наконец вырвалась и села на землю рядом с Юстасом, чувствуя себя совершенно разбитой. Мистер Генри – с чрезвычайно красным лицом и полуодетый, точнее, наполовину снявший пальто – сумел сесть, схватить ее за руку и начать пространные извинения. Она слушала с максимальным терпением, которое способна была проявить к его горьким нападкам на собственную неуклюжесть, глупость, недостойность служить ей эскортом и так далее. Это было настоящей пыткой.

Наконец, почувствовав, что не может больше выносить, oна снова прервала его:

– Спасибо, но довольно! В конце концов, вы не сбили меня специально. Помогите мне подняться, и я с радостью забуду этот крайне неприятный инцидент.

Она инстинктивно заговорила тоном школьной учительницы и немедленно пожалела об этом. Но Юстас повиновался, как всегда делали ее подопечные.

– Вы слишком хороши… слишком добры, – произнес он сдавленным голосом.

Он начал опять снимать пальто, но вовремя подавил порыв и вместо этого просто предложил ей руку на обратном пути к карете. К тому времени, как юноша помог Клариссe сесть в коляску и молча обернул вокруг нее плед, его лицо стало угрюмым. Он развязал лошадь, вскарабкался рядом с ней на сиденье и мрачно пустил двуколку по дороге.

– Я знаю, вы думаете, что я всего лишь мальчик, и к тому же глупый мальчик, – с горечью сказал Юстас. – Когда бы я ни был с вами, я, кажется, веду себя как идеальный пескарь.