Лицо второго убитого было мне знакомо, однако имени налетчика я не знала. На вид — лет тридцать пять. Помнится, я видела его с женщиной того же возраста. Она его больше не увидит.
Оставался последний.
— Он ее видел? — спросил Дакс, быстро переварив новость.
Во мне вновь забурлил недавний гнев. Казалось, я только сейчас сообразила, где нахожусь и что здесь произошло. За несколько дней жизни я забыла, кто меня окружает и чего от них ожидать. Доказательства валялись на земле. Я приблизилась к последнему телу, лежавшему дальше остальных. Над ним склонился кто-то из местных. Я чуть не захлебнулась от гнева, увидев, что живой роется в карманах убитого. Пока я шла, местный извлек оттуда нож.
— Эй! — крикнула я, бросившись к нему.
Вырвав трофей, я крепко зажала нож в руке. Мне в грудь нацелились семь или восемь стволов, но еще раньше я бросила нож на землю. У меня тряслись руки.
— Нельзя воровать у мертвых!
— Таков нынче этот мир, девка, — прорычал местный, сердито глядя на меня, но не пытаясь нагнуться за ножом. — Ты должна это знать лучше, чем кто-либо.
— Как понимать твои слова? — спросила я, делая шажок в его сторону, хотя из оружия у меня были только кулаки.
— Ты из того же грязного логова, — ответил мне он, угрожающе скалясь. — Ничуть не лучше.
В ярости я сжала кулаки, испытывая сильное желание ударить по его гнилым зубам. Но мне помешали.
— Довольно! — послышалось сзади.
Хейден не подошел ко мне. Даже с места не сдвинулся. Однако слова командира обладали силой. Мой противник шагнул назад, опустил пистолет. Этим дело не кончилось.
— Они знают, что она здесь? — спросил гнилозубый, сердито глядя на Хейдена. — Не за ней ли пожаловали?
Похоже, он выпустил не весь пар, но явно побаивался Хейдена.
— О том, что она здесь, не знает никто, — холодно ответил Хейден. — Их вторжение никак не связано с нею. Обычный налет.
Я слушала, как он успокаивает толпу. Оставался последний убитый, рассмотреть которого мне помешал местный мародер… Я увидела седеющие волосы, затем руки — крепкие, мускулистые, но уже немолодые. На мгновение меня охватила паника. Мне вдруг показалось, что это мой отец.
Подойдя ближе, я облегченно вздохнула. Нет, не он. У отца были пронзительные зеленые глаза. Глаза убитого оказались карими, тусклыми и уже успевшими остекленеть. Однако этого человека я знала не только в лицо. Его звали Уинстоном. Близкий друг отца. Ныне убит. Я оцепенело смотрела на Уинстона, изо рта которого вытекала тоненькая струйка крови.
Я заставила себя оторвать взгляд от его тела и повернуться к живым. Несколько пар глаз с очевидным недоверием глазели на меня, хотя я никому не угрожала и не делала попыток сбежать.
— Хейден! — послышалось издали.
Я узнала голос Мэлин и мгновенно повернулась в ее сторону.
Она застыла на внешней границе площадки. Я посмотрела на Хейдена. У него побледнело лицо. Рот приоткрылся, но тут же закрылся снова.
— Что? — спросил он почти ровным голосом.
Мэлин попыталась ответить, но смогла лишь судорожно глотнуть воздух и кивком подозвать Хейдена. Его шаги утратили обычную легкость и пружинистость. Переступив через тело первого налетчика, Хейден подошел к Мэлин. Она стояла возле еще одного тела. Ноги сами понесли меня вслед за Хейденом к последней жертве, убитой не кем-нибудь, а моим братом.
Хейден подошел раньше меня, склонился и стал щупать пульс. Его голова склонилась, плечи ссутулились. Тяжело вздохнув, он запустил руку себе в волосы. Когда он встал и отошел, я увидела лицо убитой. Я не знала ее имени, но лицо было мне хорошо знакомо.
Она была уже не в том возрасте, чтобы ввязываться в стычки. Непонятно, как и почему она очутилась в самой гуще хаоса. Из дырочки в груди вытекала кровь. Дырочка была совсем маленькой. Не верилось, что такое попадание может оказаться смертельным. Последний раз я видела эту женщину в столовой. Она приветливо улыбалась мне. Одна из немногих, она с самого начала отнеслась ко мне по-человечески. Мы с нею ни разу не заговорили, но я чувствовала ее доброту.
Эта маленькая утрата угнетала меня не меньше, чем гибель налетчиков из Грейстоуна. Уинстона я хотя бы знала, а тех двоих — нет. Но все они сражались не только ради собственного выживания. Ими двигала забота о других. Иного способа выжить они не знали. Мы жили в жестоком мире, привыкнув считать это нормой. Я — не исключение. Только иногда я будто спохватывалась и осознавала, насколько трагична наша реальность.
Хейден поднес руки ко лбу, сцепил пальцы, уперев ладони в виски. Он запрокинул голову и закрыл глаза. Гнев гневом, но при виде его страданий у меня сжималось сердце. Я вдруг поняла то, чего не понимало большинство солагерников Хейдена: он — замечательный, отзывчивый человек. Сейчас, когда груз очередных смертей навалился на его плечи, это ощущалось еще отчетливее.
— Займемся необходимыми делами, — наконец произнес он, опустив руки и открыв глаза.