Игра на жизнь (СИ)

И тогда он уже второй раз написал письмо тем людям, которым никогда и ни за что бы не пожелал писать – семейству Коффенов. Долговязым людям с серой кожей, с глубокими, как могилы, глазами – и это говорило само за себя. Их мрачные мужчины взялись за изготовление гроба – большого и маленького. Их хмурые женщины взялись за пудры и духи, которые создавали для каждой покойницы – свои. Королева должна уходить прекрасной – такой же, какой вошла в свою последнюю, в свою королевскую жизнь.

Быть может, они привлекут Фласков, что познают самую странную науку – химию. Быть может, позовут и Брэйнов – тех, что творили искры из ничего, тех, что бредили странной мыслью о непонятном слове «электричество», тех, что считали, что молнии – то, что может питать их сложные машины.

«Впрочем, Саду вряд ли их отпустят», - думал молодой король, судорожно сжимая в руках чернильную ручку и ставя много-много клякс на дорогой бумаге.

Снова и снова. Множество писем. Словно ему мало было смерти своих родителей.

Снова письма семье Тэйлор, что готовы были пошить для усопшей королевы лучшее платье – быть может, они продали души дьяволу, но все закрывали глаза на немеченых их рода, которые одевали и крестьян, которые умели с одной старой нитки сшить чудесное бальное платье для служанки, что обошлось бы ей в одну монету.

Письма страже – сыновьям Грегсонов, Барнсов – их военной мощи, которая за историю страны ни разу не были подняты и ни разу не шли в настоящий бой, потому что для мира, где почти каждый человек предназначен другому, убийства или война – худшее, что может быть. Им нужно устроить шествие с гробом.

Письма Реднекам, что заведовали казной – ведь нужно оплачивать каждый труд - и те оградки, что сделают Найтсмиты…

Письма Орбисам, что творили чудеса на королевских грядках, письма Чоу, что творили чудеса уже на королевской кухне.

Письма Скиннерам – так звали каждого королевского извозчика, да и каждого извозчика вообще. И кого волновало, что это была фамилия целой семьи?

Никого, как сейчас не волновало и короля Рика. Провезти по улицам тело юной, сразившейся со смертью королевы – это его долг. Каждый человек, каждый последний немеченый должен увидеть её в последний раз – её и её дитя, которое до самого погребения останется с ней. Его собственная частичка теперь тоже мертва – и король даже бросил взгляд на стопку писем, кусая губы. Не переписать ли ему письмо Коффенам? Не попросить ли сделать один просторный высокий гроб, чтобы малышке было не так одиноко, чтоб она была с матерью?

Наверное, внутренняя боль уничтожила бы в мечущемся Рике все чувства, если бы на одно его плечо не опустилась бы рука Фетрони, а на другое – Лерии. Только тогда он сумел переступить через всё, вцепиться в эти тонкие запястья, потянуться к жизни, сокрытой в этих людях.

Тогда, наверное, и случился рассвет в этом крошечном мире. В тот день, когда шут, на чьём теле не было метки, на коленях попросил благословления своего короля для него и его будущей жены, что уже была беременна. В тот день, когда Лерия, застенчиво и испуганно опуская глаза, попросила у короля защиты и помощи, - а он, благословив шута и отпустив его к невесте, молча взял девушку за руку и сказал ей то, о чём долго думал. Мучительно долго, до боли, до страха – в любой день, любой час он мог её потерять. И он теперь это понимал.

И что бы там ни говорила его метка, он точно знал, с кем будет теперь счастлив. Несмотря на то, что чувства к усопшей королеве… будто когда-то были.

- Пройдёт срок траура, и ты узнаешь, что такое счастье, - сказал он, поливая остатками чернил собственную метку – девушка стыдливо отвернулась, боясь смотреть на чужое имя, написанное на теле Рика. Но теперь-то он знал, что это глупое пятно в форме понятных символов – просто пятно, которое может и ошибаться.

Шли годы. Фетрони стал счастливым отцом – у них родилось трое детей. И лишь один мальчик оказался немеченым – вот тогда-то и рухнул первый каменный титан, что держал огромный валун-миф. Рик, что ещё носил чёрные одежды, гордо показывал младенцев с балкона, а по толпе лишь проходил стон облегчения, когда и бывший шут, и его жена гордо демонстрировали пустые плечи.

И вот тогда, после рождения своих детей, они по королевской милости начали собственное дело. Жена Фетрони оказалась немеченой дочерью одного из крестьян, которую в детстве привезли в замок. Они работали вместе, не покладая рук: бывший шут лечил людей, поднимая их буквально из могилы, а Нелли собирала первые приборы, что могли им помочь в этом деле. Скоро имя первого мужчины в этом роду решили сделать фамилией, которая теперь должна была принадлежать каждому её потомку – отсюда и взял своё начало род Фетрони.