Вероятно, одной только горячей благодарности будет достаточно для них – а потом, спустя много-много лет, Фетрони сами помогут каким-либо образом своим друзьям, что некогда воспитывали будущую королеву Лерию.
От чувства одиночества у Карлы защемило сердце. Она вспомнила, как кинула взгляд на свою руку, когда уходила от той злополучной двери – стрелка указывала в противоположную сторону. Где-то там же находился и её дом, где вполне мог ночевать Мерф, но… нет.
Она ни за что не будет думать о том, что одним из нападающих, из этих мучителей, был её собственный брат и соул. Нет. Не сейчас.
Почему бы и не сейчас?..
- Лайонел, - вдруг сорвался у неё голос. Парень замер, опустил фонарь на пол, повернулся к ней, поймал и удержал – так и произошли первые их объятия. Они не были широкими, как у самой Карлы, не были такими знакомыми и уютными, как у Мерфа, но они были искренними и только для неё. Больше ничего и не нужно.
- Это был не он, - сказал Фетрони, крепко прижимая её к себе, начиная поглаживать по голове. – Не он. Это был Райан, - сказал он.
- Райан? – тихо спросила Карла, не пытаясь понять, откуда он это узнал.
- Я узнал его голос. Ты – разве нет? – спросил парень, не отпуская её. – Он часто сидел возле меня, когда мы были на море.
- Райан… - тихо повторила Найтсмит, закрывая глаза и крепко-крепко стискивая Лайонела в объятиях. Она плохо запоминала голоса – наверное, могла не узнать по телефону даже самого Мерфа или лучшую подругу. Карле легче было запоминать чужую внешность, чем голоса. У Фетрони, видимо, было наоборот. У него вообще всё было наоборот, у этого Фетрони – и почему они стояли сейчас в этом дурацком холодном коридоре, прижавшись друг к другу, как последние оставшиеся на Земле люди?..
Карла не знала, как смогла оторваться от Лайонела. Тот набросил ей на плечи свою куртку, когда почувствовал, как она дрожит – девочка сама не понимала, холодно ли ей, или же она дрожит оттого, что её нервы уже не выдерживали всего, что происходило вокруг. Найтсмит чувствовала, что сможет успокоиться, если пожелает того – но она отказывалась прикладывать к этому хоть какие-нибудь маломальские усилия. Нет, сейчас она успокаиваться не будет – пока может, нужно чувствовать всё, что только «чувствуется». Всё, что причиняет боль, приносит радость и заставляет улыбаться или сдерживать слёзы.
На примере Лайонела, который шёл, освещая ей и себе путь увесистым переносным фонарём, и который буквально вёл обратный отсчёт дней, которые ему осталось прожить, она поняла, насколько ценна жизнь – собственная и чужая. Любая.
Карла смотрела на парня, что шёл рядом, и просто старалась дышать. Так, как дышится – её не пугало, что она может простыть. Не пугало то, что может упасть и разбить себе что-то – её пугало только то, что она знала людей, которые желали, чтобы такой живой и близкий сейчас Лайонел перестал разговаривать и ходить по земле. Чтобы его сердце остановилось – и всё из-за того, что у него на теле не было какого-то проклятого знака.
Из-за того, что он, буквально никому не был нужен, его хотели убить. Странно. Ненормально. Нелогично.
Почему его? Почему не кого-нибудь меченого, кто… кто мог бы помешать их планам, мыслям, каким-нибудь намерениям по захвату мирового господства? Почему просто парня, который мало с кем общался и вовсе не желал покидать своего дома без особой на то причины? Ведь он никому никогда не причинял зла. Наверняка не причинял – пусть Карла плохо знала его, пусть познакомилась всего несколько дней назад, но она не могла придумать причины, что оправдала бы убийство Лайонела.
- Где мы? - зачем-то спросила она, когда споткнулась о камешек. Лайонел обернулся, придержал её за руку, помог выпрямиться.
- Тайный ход Шрайков. У нас дома такой же. Это его пытались поджечь позавчера.
Господи, уже «позавчера»… Как давно она была дома? Который вообще час? Три? Пять? Может, уже утро?
- И куда идём?
- В орден. Постараемся там проскочить мимо охраны, чтоб нас никто не видел, и потом отправимся на вокзал. Там близко, - Фетрони отвернулся и зашагал вперёд. Карле хотелось снова схватить его за руку и просто держать, просто идти рядом и сжимать суховатую тёплую ладонь – он не должен был её отпускать. Пока они оба целы и невредимы, им стоит держаться вместе. Может, это предрассудок, но Карле казалось, что так будет безопаснее, и отчасти лишь потому они и оказались в этом длинном коридоре, что шёл, казалось, через весь город.
Странно, что никто не нашёл эти ходы до сих пор. Над их головами наверняка ездили машины и ходили люди, в нескольких метрах прямо над двумя ночными беглецами кипела человеческая жизнь – кто-то прямо сейчас спал дома, кто-то полуночничал, смотрел с друзьями или родными телевизор, смеялся или плакал – почти как Карла в неизмеримо далёком от этого момента прошлом.
Что странно, она не задавалась вопросом – зачем ей это надо. Просто шла за парнем, который имел право на жизнь, как и всё существующее в этом мире.