Игра на жизнь (СИ)

Субдола так и сделала, но, чтобы подкрепить свои шансы на успех, использовала подготовленную колоду, в которой все карты заранее метились: фигурным картам подрезали длину по обоим концам, остальные — чуть вытачивались посередине. Если взять «бочонки» за середину, а правой рукой за углы начать тасовать, то левая удержит фигурные карты, а остальные вынесутся и останутся внизу колоды.

Далее Пуэлла делала «резку на палец»: распахивала колоду веером, первые карты тасовала, а последние клала в середину колоды нетронутыми, чтобы не портить подбора. Та карта, что была внизу и с которой начинался подбор, бралась безымянным пальцем левой руки. Ею шулер делал резку — делил колоду на две части.

При переносе Пуэлла делала следующее: указательный палец правой руки она клала на низ той карты, которой срезали, а большой палец — наверх. Остальная нижняя часть колоды сжималась её безымянным пальцем левой руки. Потом пальцами правой руки Пуэлла снимала верхнюю часть колоды, где был подбор. Левой она приостанавливала ненужные для выдачи карты, а большим пальцем сдвигала только необходимые.

Пуэлла применяла этот способ и чередовала свои выигрыши и проигрыши таким образом, чтобы оставаться в плюсе. Музыкант равнодушно принимал проигрыши и победы: он в первую очередь отдыхал и наслаждался обществом женщины. За один такой вечер она игрой получала пять золотых монет: мизерная сумма! Ради интересного общества Апонана она готова была стерпеть настолько скромную прибыль.

* * *

У путешественниц сформировался распорядок дня. Утром Пуэлла с компаньонкой завтракали в общем зале, затем учитель и Фелиция музицировали. Субдола тем временем либо метила карты, либо упражнялась в способах раздачи и ложной тасовки, либо совершенствовала какие-нибудь новые приемы, относящиеся к ее искусству. Ближе к обеду молодая женщина предавалась обществу Девиума-младшего. Фелиция присоединялась отобедать с ними, а затем снова возвращалась к музыке, а покровительница наблюдала за занятиями. Вечером иной раз устраивалась партия в вист за ломберным столиком. Когда учитель был трезвым, то игра шла в его счет или без ставок на деньги. Когда же его спаивали, то выигрывала уже Пуэлла.

Апонан не скрывал удивления, замечая Субдолу за картами. Когда он общался с посетителями или разносил заказы, то не упускал случая задержать взгляд на новой знакомой и постепенно восхищенный блеск в его взоре потухал.

Учитель болтал с Субдолой, она отвечала любезным видом. Пуэлла находилась с ним только потому, что иного способа добыть денег не было. За дальним столом сидели Девиум-младший с постояльцем.

— Вот, — говорил он, — посмотрите, какие нынче замки у богачей? Не дома, а музей! Все стремятся поразить обилием бесформенных безделиц. Куда ни глянь — обязательно какая-нибудь позолоченная вещица хламит угол. Сплошная безвкусица и вульгарщина!

Партия в вист завершилась. Пуэлла забрала выигрыш и направилась к столу, где сидел младший хозяин таверны.

— Вы в самом деле считаете так? — обратилась к постояльцу Пуэлла, — я посетила немало мест и знакома с их владельцами, потому у меня своё мнение. С уверенностью заявляю, что описанные вами «музеи» — это замки пожилых господ. Да-да! — Пуэлла, удивленная собственным красноречием, продолжала. — Те, кто помоложе, склоняются к изысканной простоте.

— Наконец-то вы предпочли наше общество, — бросил Апонан и повернулся к Пуэлле. — Я уж расстроился, что вы предались картам.

— Вы про невинную карточную игру? — тотчас отозвалась Субдола.

Девиум-младший, по всей видимости, не поддерживал ее частые игры. Возможно, стоило прекратить перекидывать пред ним карты. Вдруг Пуэлла вздрогнула. Пренебречь игрой? Ради мужчины? Невозможно! Субдола вмиг избавилась от ненужных мыслей и поспешила переменить тему беседы:

— Опустим это, поговорим лучше о путешествиях. Вы ведь любите это? — учтиво произнесла Пуэлла, обращаясь к младшему хозяину таверны. Тот хмуро кивнул. — Отчего же вам самим не насладиться новыми местами? Не думаю, что постоянное пребывание в таверне соответствует вашему темпераменту.

— Я не могу выбирать между долгом перед отцом и порывами души, — вздохнул Апонан. — Как бы я не грезил о переменах, мои путешествия ограничиваются редкими поездками в городок неподалёку. «Богема» подливает яду в и без того растерзанную рану моего сердца. Увы, бросать в одиночестве его будет непростительно.

Пуэлла удивилась, что Апонан был лишён радости путешествий из-за таких благородных убеждений. Он был прав, старики всегда нуждались в опоре младшего поколения. При мысли об этом молодая женщина вдруг вспомнила о своем отце, но тут же отбросила его образ, растворившись в рассказах о своих путешествиях. А когда на бледных устах Апонана засияла нежная улыбка, то Пуэлла и вовсе не могла думать ни о чем другом, кроме мужчины, что сидел напротив.