Игра не для всех. Крым 1942

Так вот, последний конвертик от Оли я получил две недели назад, а отправила она его еще в конце июня. Тогда, вчитываясь в аккуратно выведенные красивым подчерком строки, в слова любви, адресованные мне, я не увидел даже намека на тревогу о самой себе. Нет возлюбленная волновалась лишь обо мне, молила, чтобы я не лез на рожон, в самую гущу боя… Тогда ее слова вызвали добрую усмешку и легкую тоску по жене, а сейчас… Сейчас я понимаю, что линия фронта заметно приблизилась к городу. Пока еще несильные бомбежки уже отнимают человеческие жизни, и пусть статистика погибших относительно невысока — если что-то случилось именно с твоими близкими, о статистике тут же забываешь… Еще Олю могли банально перевести — это война, тут перевод не оспоришь, начальству виднее. Особенно если какой-нибудь кобель в должности пытался приставать к казачке и получил от ворот поворот — за такое могут ведь и в действующую часть санинструктором направить! Вполне реальная ситуация, о которой любимая в письма гарантированно бы промолчала. Н-да… Перед самым госпиталем у меня возникло ощущение, что весь мой утренний забег по базарчикам и магазинам, все попытка хоть что-то купить к приезду на самом деле были вызваны не желанием произвести эффект, а неосознанной попыткой оттянуть этот самый момент… А вдруг что-то не так и Оли здесь и сейчас нет?!

Зараза, аж в глазах потемнело от этих мыслей…

Дежурная медсестра, невысокая полноватая шатенка встретила меня неприязненным взглядом, обращенным, впрочем, на запылившиеся ромашки и пузатый солдатский сидор, из которого доносится запах вяленой рыбы. И не поймешь, чем вызвано женское раздражение — толи убогостью моих импровизированных презентов, толи самим фактом того, что незнакомый командир очевидно пришел к одной из девушек-медиков, только явно не к ней. Доведенный до ручки тягостными предположениями одно другого хуже и где-то в глубине души уже даже смирившийся с тем, что не встречу здесь любимой, я несколько стушевался под взглядом медсестры. Но уже пару секунд спустя вспомнил, что прибыл с фронта, и что кавалером солдатской медали «за Отвагу» (которой впрочем, награждали и младших командиров, я тому пример) являюсь по праву.

— Позовите Ольгу Мещерякову!

Я все же зря добавил металла в голос — получилось чересчур резко и даже вызывающе, а я ведь все-таки не у себя в роте. В ответ шатенка приподняла бровь с этаким тщательно выверенным удивленно-презрительным выражением, после чего холодно произнесла:

— У нас Мещеряковых никогда не было.

Ну, вот и все… Ноги стали ватными, а в глазах потемнело еще сильнее; кажется, закружилась голова. Так я и думал, что какая-то хрень обязательно приключиться, что не найду я в Сталинграде любимую…

— Рома?!

В первую секунду я даже не понял, почему от звука показавшегося таким знакомым голоса меня словно током пробило! Но уже в следующий миг осознал, КОМУ принадлежит этот голос — и радостный стук сердца раздался уже в ушах!

Какая же она Мещерякова, если уже с прошлого июня казачка стала Самсоновой…

— Рома!!!

Налетевшая с разбегу высокая, крепкая казачка едва ли не снесла меня в прыжке, преодолев разделяющие нас метры коридора в считанные секунды. А я так и остался стоять столбом, словно громом пораженный — этаким безмерно счастливым, возможно самым счастливым на свете столбом…

Не меньше минуты любимая не выпускала из своих крепких (прямо очень крепких, обняла так, что ребра сдавила!) объятий — и ведь меня возникло ощущение, что я таю в них, действительно таю, как рыхлый весенний снег на осеннем солнце… И при этом ведь так хорошо! Но вот, наконец, возлюбленная расцепила руки и со счастливой улыбкой посмотрела мне прямо в глаза — и вновь у меня зашлось сердце при виде этих двух лучистых светил, словно согревших душу, и тут же я поймал себя на мысли, что искренне любуюсь красотой жены…

— Какая же ты все-таки у меня…

— Какая?!

В голосе Оли сквозит одновременно и насмешка, и дразнящие нотки, но ее карие очи просто ослепляют счастьем…

— Красивая…

После этих слов я потянулся к ее губам, и казачка с готовностью ответила на поцелуй, но тут же отстранилась — подобные проявления чувств на публике здесь и сейчас не приняты. Но при этом поймав мои пальцы, она сжала их своими тонкими и нежными так сильно, что я сразу почувствовал — супруга соскучилась по мне не меньше, чем я сам по ней, и что ей самой уже не терпится остаться со мной наедине…

— Как же я рад тебя видеть!!!

В эти простые слова я вложил всю горечь разлуки, все страхи, все несбыточные и сбывшиеся надежды, все переживания — все то, что испытал прежде, чем этот миг настал. При этом на мгновение стало вдруг страшно, я подумал, что стоит прямо сейчас все рассказать девушке и попытаться вернуть ее домой — но в следующую секунду она мне ответила. Тихо, проникновенно, чуть вибрирующим голосом, от которого у меня мурашки побежали по коже, а внутри полыхнуло жаром, испепелившим все мысли и переживания:

— Ты не представляешь, как я рада тебя видеть…