Игра по-крупному

Покрыть крышу пленкой оказалось труднее: поднялся ветер и прозрачное полотнище никак не хотело ложиться на стропила. Только когда Игорь привязал к его углам по половинке кирпича, подпачканная землей пленка стала покоряться. Ветер, соблазнявший ее взлететь, поддувал то слева, то справа, кружил вокруг теплицы и даже неведомым образом забирался внутрь строения и оттуда выдувал прозрачные пузыри, но Игорь, словно десантник, укрощающий парашют, действовал быстро, точно, расчетливо. Он натянул трепещущую пленку с одной стороны теплицы, прихватил ее в нескольких местах мебельными гвоздиками, перебежал на другую сторону -- прихватил там и тут же принялся приколачивать с торцов планки, заранее проколотые гвоздями. Пленка всколыхнулась, сердито щелкнула сорвавшимся с гвоздя хвостом -- Игорь усмирил хвост двумя новыми гвоздями и застучал молотком -- коротко и дробно. Когда Игорь приколачивал последнюю планку, повалил снег -- густой и мокрый. Игорь занес в теплицу ведерко с гвоздями и молотком, смахнул с табуретки свои земляные следы, сел на нее, закурил и поднял голову к быстро теряющей прозрачность крыше.

* * *

...В теплице Игорь провел семь дней. Каюсь! Ровно на семь дней я оставил своего героя.

А дело было так. Чуть раньше жданного и чуть позже гаданного в Москве вышла моя первая книжка (точнее сказать, книжица толщиною с мизинец), и в полном соответствии с тезисом "каждый труд должен быть оплачен" мне прислали причитающийся гонорар, некоторую часть которого я тут же постарался употребить на то, что еще недавно всемерно, но безуспешно порицалось. А именно: я назвал гостей и принялся выслушивать поздравления и комплименты под звон бокалов. Разделить со мною радость первой удачи охотно соглашались люди самые разные: друзья-литераторы -- им я рассказывал о своих творческих планах и, указывая на пишущую машинку с зажатой в каретке 86-й страницей, на которой томился в теплице бедный Фирсов, хвастался, что пишу обалденную повесть, они кивали и начинали рассказывать про свои не менее обалденные повести, эссе и романы; несколько шоферов из бывшего моего гаража -- они говорили, что уважали меня, уважают и будут уважать, как бы ни сложилась моя дальнейшая творческая судьба, а также интересовались, сколько я получил денег за книжку и изумительно быстро притаскивали откуда-то водку; приходили знакомцы с окрестных дач -- я отдавал им долги, наливал, кормил остывшими шашлыками и просил ни на что не обижаться. "Какие обиды, сосед! -- обнимали они меня. -- Если что надо, заходи! Всегда пожалуйста. А хочешь -- отзыв на твою книгу накатаем..."

Можно сказать, гость шел косяком.

Удивительные люди посетили нас с женой в сию приятную для нашей семьи неделю. Сын, к счастью, деревенствовал в последнее дошкольное лето у бабушки, и его знакомство с пестрой вереницей папиных визави не состоялось. Помнится, заходил даже какой-то фокусник, которого я обнаружил около колонки, отправившись поутру за водой. А может, и акробат. Жена на всякий случай перепрятала деньги, велев мне отвернуться. Служитель культуры тем временем сидел на улице за столом и в ожидании обещанной чарки ел из тюбетейки смородину. Захаживал люд разный и в основном приятный.

Приехал романист, писавший предисловие к моей книжице, я вытащил его из дачного поселка уважительным письмом, отправленным с нарочным, -- благо ехать всего две остановки. "Что-то ты, братец, разошелся, -- гудел романист, слушая сетования моей жены на чрезмерно затянувшееся празднование, и подмигивал мне. -- Пора завязывать. Пора, пора". Романист говорил, что теперь дела мои пойдут, главное начать, да, лиха беда начало, говорил он, если есть первая книга, то будет и вторая, это хорошо, что я бросил работу, -- работу всегда найдешь, -- зато теперь у меня есть время писать. "Ты сейчас что-нибудь пишешь?" -- спрашивал романист. "Угу, -- кивал я, -- пишу. Заканчиваю. -- И под строгим взглядом жены поправлялся: -- Не совсем заканчиваю, но середину перевалил". -- "Ну пиши, пиши, -- говорил он. -- У тебя получается. Собственно, уже получилось. Угу". И аппетитно закусывал грибочками.

Приехали из города два школьных приятеля и один не школьный -- их я достал по телефону тайком от жены. Школьных жена приветила, а не школьного отправила быстро. Но я успел дать ему с собой.

И мне было радостно, что все эти люди, навещавшие и навестившие меня, -- близкие, друзья, хорошие знакомые, малознакомые и не знакомые вовсе, -- все эти люди радуются моему, пусть и незначительному, но успеху, любят меня и теперь будут любить еще больше. Люди любят, когда их любят. И я не исключение.